Девушка помолчала. Щечки её порозовели и, сглотнув, она с улыбкой продолжила:
— Он сказал, что всегда меня любил. Всегда, понимаешь? А я не замечала. Рассказывала ему о своих симпатиях к другим, даже не думая о том, каково ему это слышать. И поняла только сейчас, как он на самом деле мне дорог.
— Самое главное, что поняла. Теперь все будет хорошо, — искренне проговорила я, взяв следующую ромашку.
— Надеюсь.
— А как родители? Одобрят твой выбор?
— Думаю, да. Маме Тимофей всегда нравился. Отцу тоже. А братья так вообще от него без ума, — рыжая рассмеялась, вспомнив семью, туже затянула кожаные ремешки и продолжила плетение. — Они все его хорошо знают. Знают, что он меня не обидит.
— Ну ещё бы, — хихикнула я, вспоминая, с каким трепетом относился к стрекозе Тимофей. Будто она хрустальная.
— Знаешь, что меня долго мучило? — спросила она серьёзно.
— Нет. Что?
— А то, что Тим меня в мельнице запер. Тогда, от матери, помнишь? Когда она в последний раз меня замуж выдать собиралась, перед побегом. Я потом решилась и спросила его, почему.
— И что он тебе ответил?
— Думал, что так я буду счастлива. Представляешь? Он готов был пожертвовать собственным счастьем ради моего. Сам мучился, но запер. Спросила, почему не сказал о том, что... Ну... Что любит. А он ответил, что не поняла бы, и тогда бы близко уже не подпустила. Даже как друга.
— Ведь так и есть?
— Угу. Тогда не время было. А как ушли из деревни, у меня словно глаза раскрылись. Как будто до этого пелена на них была, а потом пропала.
Дарëна снова замолчала, тихо перебирала пальцами, уже почти заканчивая свадебный подарок мужу. Я не торопила её, продолжала молча вплетать ромашки в пышные волосы и думала. Думала о том, как много вещей в жизни творится под самым нашим носом, а мы не замечаем, не придаем им значения. О том, как мало людей готовы были бы, как Тимофей, в ущерб своему счастью отпустить самого близкого человека. Думала о том, смогу ли сама когда-нибудь полюбить так же сильно, взаимно.
— Мне иногда кажется что и сейчас не время, — тихо сказала девушка. — Не время для всего этого, для свадьбы. У нас война, а мы... Жаль, что рядом нет родных. Но что, если кто-то из нас погибнет в битве? Или оба? Не хочу и представлять кого-то другого на месте Тима. Уж лучше там вместе умереть, чем с другим всю жизнь жить.
Я как раз завязывала ленту на конце косы, обняла со спины погрустневшую рыжулю и чмокнула в щеку.
— Не думай об этом. Не думай о плохом. Во-первых, все будет хорошо, и мы победим. И выживем, все. А во-вторых, — я развернула её лицом к себе и улыбнулась. — Ты только что рассказывала мне о том, как сильно вы друг друга любите. Так не все ли равно, когда вы обвенчаетесь?
— Все равно, конечно.
— Вооот. Так почему бы не сегодня? Ещё ты говорила, что можешь даровать душу и тело только тому, кого любишь. Любишь ведь?