Они стояли у перил железнодорожного моста. Уже совсем стемнело; с реки тянуло сыростью, небо, усыпанное не по-городскому крупными звёздами, предвещало на завтра холодную, ветреную погоду.
Кузнец крякнул, извлёк вышитый кисет, глиняную трубочку-носогрейку и принялся, не торопясь, со вкусом, её набивать. Кисет расшила его супруга, сорокалетняя, статная женщина, эталон русской красавицы, родившая в Лесу, четверых детей. Сам Кузнец мало походил на хрестоматийный образ бородатого, кудрявого, широкоплечего здоровяка. Был он неказист, сутул, бородёнку имел жиденькую, из тех, что называют козлиными. Под стереотип подходили, разве что, руки – широкие, сильные, в пятнах ожогов, въевшейся окалины и угольной пыли.
– Рогатину-то? – отозвался Сергей. – Как же, ещё вчера – трёх щитомордников подколол.
– А прежнюю куда девал? А то неси, перекую, запасная будет.
– Я её подарил. Да и нечего там перековывать – насадка цела, только древко треснуло. Заменить – сто лет прослужит.
– Подарил, говоришь? Человек хоть стоящий?
– Университетский, грибы изучает.
– Грибы? Тоже дело…
Говорить Сергею не хотелось. Он так бы и стоял над текущей водой, наслаждаясь покоем, безопасностью и чувством сытости – дорогих гостей в Малиновке кормили от пуза. Однако, вежливость требовала поддержать беседу.
– Видел в кузне копейные насадки, трёхзубые. Для сетуньцев?
– Да, это их любимые охотничьи рунки. Должны были сегодня днём забрать, да припозднились.
«Сетуньцами» называли обитателей укреплённого поселения в долине реки Сетунь, рядом со слиянием с Москвой-рекой. Сетуньцы, сделавшие своим занятием истребление особо опасных тварей, славились в Лесу привязанностью к средневековой атрибутике и полнейшей безбашенностью. А ещё – пристрастием к употреблению сильнодействующих средств, составленных из лесных ингредиентов.
– Бич, тут такое дело. Наведывались третьего дня ко мне из Золотых Лесов…
– Предлагали крышу?
– Один раз попробовали, я их отшил. Они о тебе расспрашивали: когда последний раз появлялся, где сейчас, чем занят?
– Ну и ты…?
– Послал по тому же адресу. Какое их собачье дело?
– И что, пошли?
– А куда бы они делись? Но речь не обо мне, Бич. Их потом в Малиновке видели, у дядьки Панаса. О чём они там беседовали – не знаю, а только чует моё сердце: старый хитрован уже послал на Метромост белку с запиской: «плывёт, мол, Бич, встречайте».
Сергей кивнул. Под мостом лунные блики играли на текучей воде, то и дело доносились всплески – выдры (не чернолесского монстра, обычного зверька-рыболова) вышли на ночную охоту.