Он резко тряхнул головой, снова взял рюмку – и снова поставил.
– Дела-а-а… – мрачно протянул я. Походил взад-вперёд по террасе, потом вернулся за стол и потребовал:
– А теперь подробнее – что за акцию вы задумали. И какую роль в ней отводите мне.
Я сделал ударение на «мне», и почувствовал, как по спине – х-х-х-х-х-х-х! – пробежался мильёнными табунами иголок холодок предчувствия и, дойдя до пяток, мгновенно вернулся в мозг отчётливой мыслью: «Не иначе – стремя судьбы… А мой лучший ученик – её стременной»*.
Подумав так, я тут же поправился. Нет, только подавать стремя – не в его характере. Масштаб личности – другой… Он стремя подал, потому как ближе всех оказался. А так он – мечник. Воин, который при случае может и палачом стать*… Он же с идеей возмездия ко мне явился. А в возмездии, в мщении последнее слово – нет,
– Ну, рассказывай, Мечник, – повторил я, впервые назвав своего ученика этим именем. – Что вы там задумали? И при чём тут я?
Рубль 6
Век ХХ, на излёте СССР
Когда дом – не крепость
6 руб. 10 коп. Сын, кровиночка
Распахнув ворота просторного гаража, Зимнякова увидела густо запылённую «Ладу» Виталия. «Прикатил, паршивец, – вяло подумала она о сыне и вернулась за руль своей новенькой «восьмерки». Но тут же вылезла – «паршивец» бросил машину прямо посередине гаража, так что ни слева, ни справа места для второй уже не осталось.
Все дверцы «Лады» оказались заперты. Зимнякова чертыхнулась и торопливым злым шагом направилась домой.
На лестничную площадку из-за двери их квартиры рвалась музыка. Некто бесполым жестяным голосом рубил иностранные слова, неустанно шваркал барабан и выло что-то невыносимо электронное, неживое. Зимнякова шагнула в прихожую и тут же изумлённо остолбенела: в трёх метрах от неё, перед зеркалом, подёргивалось в такт музыке чьё-то шоколадное, с двумя белоснежными проблесками тело. Ходуном ходили крутые точёные бедра, подпрыгивали полные груди с мечущимися по какой-то сложной кривой сосками. Зимнякова ошалело похлопала глазами, в изнеможении оперлась о стену. Задетая ею чеканка покачнулась и полетела на пол, и в тот же миг закрытые глаза девицы распахнулись, сладострастно закушенная губа прыгнула вниз, руки инстинктивно взлетели крестом на грудь, и в неживую электронную музыку вплёлся весьма живой и сочный визг. Девица прыгнула от зеркала и юркнула в открытую дверь комнаты сына.
– Ну всё! – сказала Зимнякова и бросилась вслед за ней.
В комнате её встретил насмешливый, пьяноватый взгляд сына. Он лежал под изжёванной простыней, там же, только укрывшись с головой, спряталась девица.
– Ты что, мать? – нарочито спокойным голосом осведомился Виталий. В улу его рта дымилась сигарета. – Разве можно врываться к людям, когда они, так сказать, совокуп…