— Я в шесть лет сложил крепость из конструктора «Лего». С башнями, стенами, воротами.

Он просиял.

— Ребенком я использовал сорок семь конструкторов «Лего», чтобы построить довольно-таки грубую модель квантовой пены.

— Извините, сэр. Я понятия не имею, что такое квантовая пена.

— Чтобы понять, ты должен представить себе очень маленький кусочек пространства, одну десятимиллиардную от миллионной доли метра, которая существует очень короткое время, одну миллионную от десятимиллиардной доли секунды.

— Мне придется купить более точные часы.

— Этот кусочек пространства находится на уровне, который в десять в двадцатой степени раз ниже уровня протона, и там нет ни левого, ни правого, ни низа, ни верха, ни вчера, ни сегодня.

— Сорок семь конструкторов «Лего» стоили недешево.

— У моих родителей денег хватало.

— А у моих нет, — ответил я. — В шестнадцать лет мне пришлось уйти из дома и самому зарабатывать на жизнь.

— Ты печешь потрясающие оладьи, Одд Томас. В отличие от квантовой пены, все знают, что такое оладьи.

Создав благотворительный фонд с капиталом в четыре миллиарда долларов, который принадлежал и управлялся церковью, Джон Хайнман исчез. Репортеры многие годы охотились за ним, но безуспешно. Им говорили, что он решил уйти из мира, чтобы стать монахом, и это соответствовало действительности.

Одни монахи становятся священниками, другие — нет. И пусть все они братья, некоторые — отцы. Священники могут служить мессу и проводить священные ритуалы, тогда как не посвященные в духовный сан братья — нет, хотя в остальном все они равны. Брат Джон — только монах, не священник.

Будьте терпеливы. Понять структуру монастырской жизни сложнее, чем научиться печь оладьи, но это сущие пустяки в сравнении с квантовой пеной.

Эти монахи дают обеты бедности, целомудрия, повиновения, согласия на пребывание всю жизнь в определенном монастыре. Некоторые жертвуют церкви свое скромное имущество, другие бросают успешную карьеру. Я думаю, не будет ошибкой сказать, что только брат Джон отвернулся от четырех миллиардов долларов.

Как и пожелал Джон Хайнман, церковь использовала часть этих денег для реконструкции старого аббатства и превращения его в школу и дом для детей с физическими и умственными недостатками, а также брошенных родителями. В противном случае эти дети попали бы в сиротские приюты или умерли от рук «ангелов смерти»,[4] работающих в системе здравоохранения.

В эту декабрьскую ночь меня согревало пребывание в компании брата Джона, способность сострадать которого была под стать его гениальности. Честно говоря, и шоколадное пирожное значительно улучшило мне настроение.

На деньги брата Джона построили и новое аббатство. А заодно и подземные помещения, сконструированные и оборудованные согласно его требованиям.

Никто не называл подземный комплекс лабораторией. И, по моему разумению, это была не лаборатория, а нечто уникальное. Придумать такое мог только гений, и только он мог понять, для чего все это предназначено.

Братья, из которых редко кому удалось там побывать, называли подземный комплекс John"s Mew. «Mew» — в данном контексте средневековое слово, обозначающее тайное убежище.