Она застыла и вытаращилась на короля с намерением отыскать на его лице какие-то признаки того, что она ослышалась, или может быть, он пошутил. Однако все в Эрнотоне указывало на то, что ей не послышалось, и он не пошутил.
– Благодарю вас, ваше величество, но ваша доброта излишня, я не настолько нуждаюсь в утешении, – ответила она с резким смешком, не сдержавшись. Не то, чтобы это предложение стало для нее полным сюрпризом, однако она не ожидала, что оно будет сделано в подобной форме.
Король словно прочитал ее мысли.
– Я бы с удовольствием поухаживал за вами, со стихами, цветами, серенадами, турнирами, подарками и всем, чем полагается, но у меня совершенно нет ни времени, ни возможности. И ее величество, боюсь, меня не поймет. Правда, подарок у меня для вас есть. Я хочу вернуть вам альдерат Ладино, принадлежавший вашей семье.
Далия вздернула бровь и пренебрежительно фыркнула:
– И это все, ваше величество? Вы так низко меня оцениваете?
Эрнотон взглянул на нее с заметным удивлением и после паузы ответил:
– Могу предложить еще поместье в Витарбо.
– Все владения моей семьи и альдерат Мансо, который король Лорн собирался пожаловать моему деду за верную службу, но не успел. И ожерелье Ланфре.
Ланфре было ожерельем из ста розовых жемчужин и являлось одной из принадлежностей правящего королевского дома. Далия ожидала, что король пошлет ее к демонам.
– По рукам, – усмехнулся король. – И у меня есть для вас еще кое-что.
Он вытащил из ящика коробочку и открыл перед ней. Далия зажмурила глаза: добрая сотня бриллиантов полыхнула розовым в свете свечей. Огромный рубин, ограненный в форме сердца, мерцал и завораживал, намертво приковывая к себе взгляд. Ожерелье Сансе.
Далия молчала. Менее чем за полминуты она превратилась в одну из самых богатых женщин Брелы. То есть могла бы превратиться. То есть, возможно, и в самом деле превратится. Она затеяла этот дурацкий торг, чтобы проучить короля за неподобающее обращение с ней, однако вдруг почувствовала, что у нее нет сил отказаться. У нее вспотели ладони, во рту пересохло, и целом она ощущала себя удавом, заглотившем слишком большого кролика. В этот момент она очень ясно осознала одну вещь: людям, которые совершенно уверены, что уж их-то купить нельзя, никогда ничего стоящего не предлагали. Она снова внимательно посмотрела на короля. Она всегда видела в нем лишь источник своего возвышения и процветания, и никогда мужчину. Теперь же, странная вещь, она вдруг подумала, что он все еще довольно хорош собой и в общем-то ей приятен. Она успела отметить и достаточно моложавый вид, и крепкую мужественную фигуру, темные волосы, в которых почти не было седины и глубокие черные глаза. В общем, за последние несколько минут он значительно прибавил в привлекательности.
За дверью раздались голоса, секретарь возвестил «не велено беспокоить», затем послышалось перешептывание. Часы начали бить полночь.
– Вы очень щедры, ваше величество, – прервала она затянувшееся молчание, которое, впрочем, продлилось гораздо меньше, чем ей казалось, – но как дочь человека, которого называли совестью королевства, и девушка, у которой есть кое-какие принципы, я не могу принять ваше предложение. Простите меня за эту комедию.
Король лишь пожал плечами и невозмутимо произнес:
– Что ж, доброй ночи, танна Эртега.
19
Пробка с громким хлопком вышла из бутылки, и Ирена отхлебнула прямо из горла. Красное реймское приятно заструилось вниз, к ее желудку, принеся некоторое утешение. Последние несколько дней были сплошным расстройством.
Все началось во вторник, когда один очень знакомый гвардеец, Давор, сказал ей, что ему придется отменить встречу, поскольку его вместе с товарищами срочно отправляют за королевским высочеством, который предается беспощадному пьянству у веселой Лили, и отказывается возвращаться во дворец, а охрана ничего не может сделать, поскольку тоже пьяна.