— Так это то, чего ты хочешь? — сказала Фенелла. — С девяти до пяти, маленькая квартирка где-нибудь на конечной станции метро, костюмы и туфли без каблука? Сильная усталость, чтобы выйти куда-нибудь вечером, домашняя лазанья и вечеринки по субботам с принесенным алкоголем? Я не знаю, что случилось в Италии, Минти, но ты должна справиться с этим. То, что ты наказываешь себя, никому не помогает.

— Так живут все люди, Фен.

Но слова Фенеллы навевали тоску: длинные дни, долгое возвращение в маленькую квартирку ради готовой еды и последнего реалити-шоу по телевизору. Минти отчаянно пыталась найти плюсы: творчество на работе, самодостаточность, возможность быть собой. Если хоть кто-то может быть собой.

Настало время это выяснить, мрачно подумала она. Прежде, чем она ворвется еще в чью-то жизнь, неся с собой очередную боль. Прежде, чем она причинит еще большую боль, чем ту, которую уже причинила, самой себе. Каждый раз приходить в себя все сложнее.

За последние несколько недель она несколько раз думала, что не справится. Апатия и депрессия, в которых она тонула, — единственное, на что она была способна. И все же она продолжала держаться на ногах, но только держаться.

Фенелла качала головой.

— Но, Минти, ты не большинство людей. Из всех твоих затей эта самая безумная. Через два месяца, самое большее, тебе станет скучно. Просто не сжигай до этого момента все мосты, хорошо?

— На этот раз все иначе, честно, Фен. Я знаю, что делаю. Совершенно новый старт без мужчин и подальше от газет — вот то, что доктор прописал. Хорошо, мне пора.

Пожелаешь мне удачи?

Но когда она выходила из квартиры, слова Фенеллы эхом звучали у нее в ушах. Она отчаянно хотела измениться, сесть на дно, погрузиться в работу и рутину, но она не знала, удастся ли ей это. Что, если все это она бросит, поддавшись очередной иллюзии любви?

Если бы только реальность не была такой серой. И такой невыносимо одинокой.

— Думаю, нам стоит возродить летние вечеринки.

Лука удивленно поднял голову. Хотя Джио работал уже пару часов у него в кабинете, он сидел так тихо, что Лука забыл о его существовании.

— Летние вечеринки? — эхом повторил он.

— Это было самым любимым ежегодным событием твоего отца, — сказал Джио, откинувшись на стуле и вытянув ноги, улыбнувшись при воспоминании. — Утром мы проведем конференцию для всех сотрудников, на которой ознакомим их с планами на предстоящий год. Разумеется, раньше их было гораздо меньше. Ты создал из «Ди Торе дольче» настоящую империю. — Он с обожанием посмотрел на племянника.

— Я помню, — медленно произнес Лука, воскрешая в памяти карусели, мороженое и ежегодный футбольный матч между «рабочими и менеджерами» — всегда отлично организованное мероприятие. — Вечером устраивали большое барбекю, на которое приглашали семьи всех работников. И фейерверк.

— Мы отменили это в тот год, когда погибли твои родители, — сказал Джио. — А потом никогда не было подходящего времени, чтобы возродить традицию. Но в этом году, когда мы планируем расширение и новый маркетинговый план, рекламу… я думаю, сейчас самое время. Ты согласен?

Сначала Лука не ответил. Меньше всего ему хотелось вечеринок, пусть даже корпоративных. Все, чего он хотел, — это работать, работать до изнеможения, пока не провалится в бессознательный сон. Работать до тех пор, пока не останется места для мыслей, воспоминаний и сожалений.

Но Джио явно не догадался, что у него совершенно отсутствует воодушевление по этому поводу. Он был полон идей.

— Я думаю, мы можем устроить церемонию награждения, чтобы поблагодарить людей за упорный труд, только вместо призов будет персональное мороженое. Все это отлично впишется в новую кампанию и будет личной благодарностью каждому сотруднику, это хорошая идея. — Так оно и было. Было здорово видеть, как Джио воодушевленно принимает участие в работе. Если бы только Лука мог чувствовать то же самое.