Такая игра на понижение оборачивается игрой на повышение: в первую очередь у приближенных, смотрящих в рот гуру и безоговорочно принимающих абсолютно всё, что он изречет.

Во время первого поединка Карпова с Каспаровым Бронштейн изредка заходил на матч, где подчеркнуто скромно стоял в очереди за билетом. Но чаще бывал в Измайловском парке, где, играя партию с каким-нибудь любителем, излагал свою очередную теорию. Там, на скамейке парка в окружении почитателей, он чувствовал себя много комфортнее чем на матче за мировое первенство.

Делакруа писал о своем лучшем друге Шопене, что Фредерик – гениальный композитор, но в смысле общей культуры совершеннейший варвар, ничего не понимает в художестве, не любит картин и его, Делакруа, картин в том числе. По-настоящему, он не любит литературу, даже книг Жорж Санд, своей подруги, он не читал. Добавляя, что, если уж быть честным до конца, ему кажется, что и музыку он не очень-то любит, а единственное, что он любит – это сидеть вечером в гостиной за роялем в окружении красивых дам, смотрящих на него влюбленными глазами, и слушать их аплодисменты. Когда я прочел эту шутку (шутку?) французского художника, мне почему-то вспомнился Давид Бронштейн последнего периода его жизни.

В Москве во время турнира Аэрофлота, когда мы стояли в сторонке и разговаривали, к нам подошел среднего возраста человек и робко попросил автограф. Наотрез отказался: «Я автографов не даю. Я сам здесь зритель, я просто турист, поймите, я – никто здесь, никто…», – начал темпераментно объяснять Бронштейн вконец смутившемуся почитателю. Так и не дал автографа.

Несколько раз в наших разговорах Бронштейн озвучивал мысль, что с его талантом он должен был, как Фишер, родиться в Америке.

Изменило ли бы это что-нибудь в его судьбе? Возможно. Жизнь вынудила бы его убедиться, что единственным мерилом в шахматах является не философствование о прошлом и будущем игры, а победы в турнирах. Может быть тогда, вынужденный спуститься на землю и сохранив лучшие качества своего незаурядного дарования, он и стал бы чемпионом мира.

Между доспехами и успехами Бронштейн, как и Дон Кихот, выбрал доспехи. Но не выбрал ли он доспехи, когда не мог уже добиваться успехов?

Он не был единственным, кто с возрастом стал отказываться от приоритета результата в игре. Постаревший Нимцович говорил: «Нигде погоня за успехом не выявляется так явно, как среди шахматистов. Я презираю эту погоню в высшей степени и мог бы не без некоторой доли юмора сказать: чтобы найти подходящую мишень для антипатии к человечеству, которая копилась у меня годами, я играю в шахматы и стал шахматным мастером.

Говоря же серьезно: погоню за успехом я действительно презираю, даже если погоня за результатом стоит во главе угла в шахматном мире. Наблюдение за этой жалкой погоней подтверждает правильность моего пессимистического мировоззрения, и сознание этого доставляет мне огромное удовольствие».

Бронштейн ратовал за гроссмейстерские турниры, где участники по ходу игры комментируют свои замыслы. «Если бы лучшие шахматисты мира вели борьбу с микрофоном в руке, все бы увидели, как красиво они думают. Однако ФИДЕ не догадывается, что, организовав турниры говорящих гроссмейстеров, федерации соберут миллионную благодарную аудиторию. В шахматных театрах можно будет давать представления на любые темы и показывать творческие портреты шахматистов.

За двести лет накоплено столько шахматного материала, что опытный режиссер в содружестве с композитором может хоть тысячу лет создавать шахматные концерты, – утверждал Бронштейн. – Шахматные театры будут приглашать для гастролей гроссмейстеров суперкласса. Они будут вызывать восхищение, но не будут испытывать отрицательных эмоций – их труд будет уважаем сам по себе, а не в зависимости от результата игры.

Они будут так же приветствоваться залом, как сегодня солист и оркестр, а не как победитель и побежденный. Они будут играть только для общего удовольствия в атмосфере подсказок и обмена шутками».

Этот сценарий изготовлен Бронштейном для очевидного исполнителя: самого себя. Правда, написан он был уже после того, как сам сценарист оказался не в состоянии играть заглавные роли.

Интернетные шахматные клубы уже проводят показательные партии гроссмейстеров, за которыми любители следят, не выходя из дома. Но внимают они комментариям знатоков в первую очередь для того, чтобы научившись у гроссмейстеров приемам игры, использовать их в единоборстве за шахматной доской.

На собственном многолетнем опыте комментатора я убедился, что публика, всегда обожающая послушать последние новости и сплетни шахматного и околошахматного мира, более всего предпочитает анализ играющихся партий. Предлагая собственные ходы и варианты, зритель хочет доказать, что ЕГО ход лучше предложенного гроссмейстером, комментирующим партию или играющим ее.

В еще большей степени это относится к детям. Ребенка интересует исключительно спортивная сторона поединка: одолеть одноклассника, победить в первенстве школы, клуба, города, страны, континента. Превзойти другого, играть лучше него. Лучше всех!

Даже самые маленькие обладают собственным «я» – горящие глаза и детские ручонки, охватывающие завоеванные фигуры, говорят за себя: Я победил! Я! Помимо биологически заложенного в нас инстинкта, это свойство стимулировано сегодня целиком построенном на успехе обществе.

Бронштейн считал соперника соавтором в создании шедевров шахматного искусства. О партии с Кересом в кандидатском турнире 1953 года он писал: «получилась оригинальная партия, она понравилась нам обоим», объясняя что «да, так оно и было: Пауль Петрович любил шахматы как искусство и всегда проявлял исключительную объективность в оценке игры».

Не будем спорить с последней частью этой характеристики, но речь идет о партии, где Керес неудачно разыграл дебют, неосторожно вскрыв позицию на девятом ходу, десять ходов спустя остался без качества, и, несмотря на слабую технику реализации Бронштейна, вынужден был сдаться на 58-м ходу. Можно себе представить, как радовался после этой партии эстонский гроссмейстер!

Бронштейн видел шахматный поединок примерно так. «Вы звоните приятелю, приглашаете придти поиграть в шахматы. Всё начинается очень дружески. Но как только фигуры завязывают бой, у вас возникает желание выиграть! Вот в чем правда. Вы начинаете нервничать – почему я не выигрываю. И часто происходит цепная реакция. Партнер тоже начинает злиться, и вместо удовольствия от хорошо проведенного вечера у обоих остается на душе горький осадок. А жаль! Ведь на самом деле игра гораздо важнее результата».