Ты бы знала, каких трудов нам стоило найти этот экипаж и узнать, куда вы уехали. Когда мы подошли к гостинице, где вы остановились, я увидела, как ты уже садишься в другой экипаж и уезжаешь. Все это так нелепо. Не правда ли?
Нам удалось уговорить извозчика последовать за вами.
Когда извозчик привез нас сначала в больницу, а потом на вокзал, я поняла – ты уезжаешь из Лондона, и это было правильным решением. Я хотела попрощаться с тобой и даже попыталась найти тебя в толпе, но так и не смогла. Хотя мне показалось, что я видела тебя в окне поезда, но, возможно, я просто ошиблась.
Мы пробыли в Лондоне еще несколько дней. Гордий нашел знакомых, которые одолжили нам денег, часть которых мы потратили на поиски моего брата. Увы, они не дали никаких результатов.
Гордий пытался узнать хоть что-то об Алессандро, но его судьба осталась неизвестной. Мы даже подкупили смотрителя морга, в котором хранились тела пострадавших при пожаре в том доме. Но, осмотрев обгоревшие останки нескольких мужчин, мы с Гордием поняли, что Алессандро среди них нет. В конце концов мы решили уехать из этой страны, подальше от воспоминаний.
Сначала мы поехали в Румынию к моим родителям. Они простили меня за мой побег и горько плакали, узнав о судьбе Алессандро. Отец с матерью благословили меня и Гордия, и мы наконец-то поженились. Через год уехали из Румынии в Венгрию. Здесь я родила нашего первенца, потом еще мальчика и девочку. Гордий работал на ипподроме – занимался лошадьми. Он был и остается лучшим наездником и дрессировщиком в городе. Наше счастье казалось таким безоблачным и полным, что иногда я не могла поверить в него. Даже война, начавшаяся в 1914 году, не затронула мою семью. Это было счастьем.
Однако, как ты знаешь, наша страна вступила в еще одну ужасную войну. К счастью, моих мальчиков не призвали в армию, но полгода назад жизнь всех мирных жителей превратилась в кошмар. Наши руководители решили вступить в войну против России, и войска с молодыми ребятами были отправлены на смерть.
Мы с Гордием поняли, что вскоре война доберется и до нас. Ты ведь знаешь, что те, кто отличается от большинства по какой-либо причине, всегда оказывается изгоями. Что уж говорить о нас, цыганах?
Начались гонения и депортации. Евреев и цыган вывозят из страны в лагеря смерти. Я не боюсь за себя или Гордия. Мы с ним прожили счастливую жизнь. Но наши дети! Мои мальчики и дочка! Старшему сейчас двадцать два года, младшему – семнадцать. Я боюсь за них. Я не хочу, чтобы они погибли. Каждый день я просыпаюсь в страхе за них. Шаги возле нашего дома, шум подъезжающей машины, чей-то громкий голос под окнами – все это меня очень пугает. Мне кажется, что это пришли за нами, за моими детьми. Я слышала о том, что делают в лагерях с людьми. Я знаю, что, попав туда, мы погибнем.
Не знаю, получишь ли ты это письмо. Я не стала пользоваться обычной почтой – ее контролируют и проверяют власти. Я передала письмо с одним человеком. Он еврей, наш бывший сосед. Его тетя живет в Америке, и каким-то образом ей удалось получить приглашение для него. Счастливец! Он обещал отослать письмо тебе или даже лично доставить. Не знаю, получится ли у него, но стану молить Бога, чтобы ты прочитала эти строки. На всякий случай я подписала конверт не своим именем. Это имя и адрес одной моей приятельницы, которой можно доверять, так что, если захочешь, ответь мне.
Я прошу только об одном – помоги моим детям уехать из страны. Не знаю, насколько позволяет твое положение осуществить это, но другого выхода у нас нет. Все наши знакомые в Америке оказались не в силах нам помочь. Мы возместим тебе все расходы, не беспокойся. Я не прошу за себя и Гордия, прошу только за детей. Если это в твоих силах, то помоги нам, если – нет, то, что ж, ты хотя бы узнаешь, что случилось с нами после той ночи.
Всегда буду помнить о тебе!
Ясмин,
13 января 1942 года
P.S. Гордий не знает, что я тебе написала. Он был против этой идеи, так как считает, что мы должны сами справиться и нечестно втягивать тебя в еще одну историю. В конце концов, это может навредить и тебе. Но не злись на меня, прошу. Я молю только за детей».
Дрожащими руками я положила письмо на стол. К нему прилагалась бумажка с их домашним адресом, именами и датами рождения детей Ясмин, а также ее самой и Гордия. Мое сонливое состояние как рукой сняло. «Алессандро не погиб при пожаре!» – было первой моей мыслью. Странное ощущение радости и страха наполнило все мое тело. Если он не погиб, то где он?
Но потом я перечитала последнюю часть письма: Ясмин и ее детям нужна помощь. Конечно, я сделаю все, что смогу. Я решила утром поехать в министерство иностранных дел и переговорить с одним из работников, занимавшим высокий пост, насчет виз для моих друзей. Он был пациентом Джона. Благодарным пациентом, которому муж помог справиться с одной весьма неприятной и деликатной проблемой – с сифилисом, который тот подхватил в борделе.
Письмо Ясмин написала тринадцатого января. Я посмотрела на календарь – было семнадцатое февраля. Прошло чуть больше месяца. «Не так уж и много», – решила я. Что-то мне подсказывало, что смогу им помочь и очень скоро в этом большом опустевшем доме я увижу Ясмин и ее семью. Эта мысль ободрила меня и наполнила надеждой на то, что мой разрушенный мир вскоре восстановится. Возможно, мне удастся узнать у Ясмин еще что-либо об Алессандро.
Часы показывали половину пятого у тра. Я поднялась к себе в комнату. Умывшись, села за туалетный столик и приступила к макияжу. На то, чтобы «состарить» себя, у меня ушло около получаса. Когда, наконец, я закончила гримироваться, на вид мне можно было дать лет тридцать пять. Я надела строгий костюм траурного черного цвета и сделала высокую прическу, тоже делавшую меня старше. После я направилась на кухню. Завтрак пришлось готовить самой (что, впрочем, мне всегда нравилось), – я отпустила всех работников на несколько дней, желая побыть одна. Сделав омлет, я принялась за еду. Я хотела набраться сил – день предстоял длинный. Министерство начинало работать в восемь утра, и я планировала приехать туда за пять минут до открытия.
Глава 2