Обо всем я узнавала из газет – я просила слуг покупать их как можно чаще. Каждое утро я просыпалась в страхе за свою семью и с ужасом ложилась спать, думая о том, что, возможно, для кого-то из дорогих мне людей этот день может стать последним. Если бы до этого меня не поглотили мои проблемы, то, может, я была бы больше осведомлена о том, что война неизбежна. Тогда же эта новость сразила меня. О войне я знала только из книг и учебников и понятия не имела, что это такое на самом деле. Я пыталась говорить с Джоном на эту тему, но он, видя мой перепуганный вид, пытался утешить меня и говорил, что у Англии нет повода для беспокойства и война скоро закончится, не успев начаться.

Первые месяцы Марк продолжал писать мне. Он, как и Джон, говорил, что я попусту терзаю себя. Но мне казалось, что в его письмах чувствовался страх.

Последнее письмо от Марка (совсем короткое и, судя по всему, написанное второпях) я получила в октябре. Брат написал, что Артур вернулся в Лондон, и они оба вскоре присоединятся к английской армии. Марк еще точно не знал, куда их отправят, но был готов ко всему. Брат шел на войну не воевать, а лечить, он был уверен в своих силах. Также упомянул, что отец рвался на фронт, но его не взяли, поэтому мне тем более не следует беспокоиться о родителях. Помню, я ходила сама не своя от мысли, что оба моих брата отправлялись на войну, а жизнь родителей может быть под угрозой, в то время как я сижу далеко за океаном и попиваю чай в своем красивом доме.

Я надеялась, что еще получу от брата письмо, но, не дождавшись ответа, в один из вечеров решила поговорить с Джоном.

После ужина, как только он отложил вилку с ножом, сказала:

– Я хочу уехать.

– Куда? – удивившись, спросил Джон.

– Домой. Я давно не видела родителей и очень беспокоюсь за них.

– Ты в своем уме? – в ужасе посмотрел на меня Джон. – Сейчас же война!

– Поэтому я и решила, что это наилучшее время для поездки. Не думаю, что кто-то ищет меня. Сейчас всем явно не до меня.

– Софи! Ты что, не понимаешь? Там сейчас война! Там опасно находиться. Я понимаю, что ты беспокоишься за родных, но ты не сможешь им ничем помочь, – ответил Джон.

– Но я не могу сидеть тут, ничего не делая, в то время как там идет война, – сказала я.

– Миллионы людей во всем мире в таком же положении, как и ты. Поверь, ты не сможешь ничего изменить. Твои родители были бы рады, если бы знали, что с тобой все в порядке и ты в безопасности.

– Тогда давай я напишу родителям, и мы попробуем переправить их сюда, к нам, – предложила я.

– Не уверен, что получится, но попытаться можно.

– Я хочу сама написать. Возможно, они вначале не поверят, но, увидев мой почерк, поймут, что письмо от меня.

На этом мы закончили разговор. Я написала письмо и отдала его Джону в надежде, что скоро получу ответ.

Каждое утро я ждала почтальона и с каждым днем расстраивалась все больше, – ответ не приходил. Туди с грустью смотрела на меня, но помочь ничем не могла. Меня начал раздражать даже Джон. Он боялся отпускать меня домой, в Англию, думая, что меня могут ранить или убить. Возможно, мне следовало продемонстрировать ему свои способности, и тогда он бы отпустил меня. Хотя сомневаюсь, ведь Джон ни за что не хотел терять меня. И что больше всего меня раздражало, так это то, что в дни, когда в Европе шли бои, и погибали мои соотечественники, и я всей душой была с ними, Джон будто бы не замечал этого и начинал говорить о ребенке.

– Джон, я пока не хочу детей. Я еще успею родить тебе сына или дочь, – протестовала я.

– Но ведь тебе тяжело одной. Если бы у тебя был ребенок, ты бы не чувствовала себя так одиноко.