– У Лары сильная лихорадка, – объяснил Барроу. – Они не знают, инфекция ли это, но сейчас она не реагирует на антибиотики и любые другие препараты, которые ей дают. Она под капельницей, ужасно обезвожена, к тому же всё ещё в шоковом состоянии.

– Я хочу увидеть её, – сказал Бен.

Барроу покачал головой.

– Прямо сейчас посещения ограничены. Врачи подозревают заражение крови.

Гастон ушёл в поисках таксофона.

Наверное, он звонил Одри, подумал Бен. Бедолага. Никто бы не хотел совершать этот звонок.

Барроу сел на стул. Они заняли всю зону ожидания для родственников, где учёный корпел над дневниками, уделяя особое внимание отрывкам о приходах и уходах в цирк и о плохом самочувствии Сесиль. Бен тяжело опустился на стул напротив.

Они все уже запомнили в деталях историю, изложенную в трёх тетрадях, пока искали подсказки к тому, что могло случиться с Ларой в Тайном Цирке. Но не то чтобы кто-то в больнице поверил им, если бы ответ содержался в дневниках.

Вообще Бену и самому верилось с трудом. Раз эти дневники – фантастические сказки о другом измерении, ему отчасти хотелось рассматривать их как вымысел. Однако доску Уиджа, которая привела его к Десмонду «Дезу» Беннету, Бен всё ещё ничем не мог объяснить, не было у него и рациональной версии по поводу ритуальных убийств в Керриган Фоллз. В душе Бен Арчер был материалистом, так что потустороннее объяснение всего происходящего вызывало у него большие сомнения, и, не поговорив с Ларой, он не мог переменить своё мнение и принять его. Оставалась определённая вероятность, что Лару похитил тот же, кто до этого преследовал её, – человек. Этот момент могла прояснить только сама Лара – когда очнётся.

– Она писала, что путешествие туда и обратно тяжело переносится телом. – Барроу указал на строчку в заметках.

Вернувшийся Гастон сел рядом с ним.

– Да, но за два года работы цирка сотни людей путешествовали туда-сюда безо всякого вреда.

– Они оставались там не в течение трёх дней, – заметил Бен, прерывая их бесконечное теоретизирование.

– Как вы считаете, он придёт, если мы позовём его? – спросил Барроу. Он повернулся к остальным, по его настойчивому взгляду было ясно, что он совершенно серьёзен. – Когда Жиру умирал, Сесиль позвала его. И мы можем попробовать.

– И Жиру всё равно умер, а Сесиль получила только грёбаную карусель. – Гастон запрокинул голову, изучая потолок.

– Ненавижу ждать. – Бен, хоть и вымотанный до крайности, не мог расслабиться и постоянно вставал со стула и расхаживал из стороны в сторону.

– Это не поможет, знаешь, – сказал Гастон. – Если, конечно, цель не в том, чтобы отполировать ботинками пол.

Бен Арчер остро ощущал собственное бессилие. Ему всегда требовалось контролировать всё вокруг себя. А теперь он был здесь – кто бы мог подумать! – в Париже, ожидая, пока Лара очнётся, и одновременно с этим понимая: чем больше времени проходит, тем меньше её шансы выздороветь. По системе громкой связи женский голос звал врачей и время от времени повторял «code bleu» по-французски. Бена выводило из себя, что в этой стране он не понимал даже их грёбаный язык. Он потёр шею, мышцы отчаянно болели. Всё тело ломило, как от гриппа. Бен не спал уже больше сорока восьми часов.

– Я поеду в отель и приму душ, возможно, вздремну, – предупредил Гастон. У него на лице прорезались глубокие морщины, а под глазами залегли тёмные круги. Хотя он постоянно поглощал эспрессо и шоколадки «Тоблерон», на нём болталась одежда. – И тебе бы стоило сделать то же самое. Вид у тебя ужасный.

Сумку Бен всё ещё не распаковал – и надеялся только на то, что у него до сих пор забронирован номер в отеле и он сможет там зарегистрироваться.