— Это потому, что руководитель театра — Витя Корольков — по совместительству еще и председатель районного общества охотников, — объяснил Карсавин. — А вообще пьесы, которые он ставит, прекрасные. Да и сам Витя человек талантливый, он режиссер по образованию и призванию, но не пробился в профессии, не умеет работать локтями. Зато как сейчас делу отдается! Как работает с актерами! Они у него не просто двигаются по сцене, они живут там… Они смеются и плачут по-настоящему, не притворяясь. Желающих попасть в его труппу много. Он никому не отказывает: у него на каждый спектакль по два или три состава. К нему пришла женщина с рынка и сказала, что всю жизнь мечтала стать актрисой.

— Незамерзайка? — удивился Павел.

— Нет, Теплушка. Она играла Полину Андреевну Шамраеву в «Чайке». Сначала мне показалось, что она столбом стоит, а потом гляжу, как рыночная торговка Теплушка играет глазами, как она следит за каждым действующим лицом, как сопереживает всем, а потом в нужный момент заплакала, что вообще не по роли… Ей бы стати добавить, и она могла бы играть Гертруду в «Гамлете» в любом профессиональном театре. Господа, друзья, мы не знаем свой народ. Многие из нашего круга относятся к этим, как им кажется, простым людям с высокомерием и пренебрежением. И не знают эти самовлюбленные выскочки, насколько талантлив наш народ, к которому они не хотят себя относить. Они считают себя элитой, таковой не являясь ни в коей мере. Для меня важно, когда простой труженик, который возвращается домой вечером, простояв у фрезерного станка смену, а то и полторы, уставший и голодный, первым делом присаживается к столику пятилетнего сына или дочери, рисует для ребенка какие-то картинки — лошадок или кошечек. И нет для этого гения большего счастья. И для меня нет большей радости, что есть такие люди. Вот они самая настоящая элита. Те, которые растят хлеб, создают космические корабли и лучшее в мире вооружение — ими надо гордиться, а не теми уродами, которые, нанеся косметику на свои распухшие от пьянства лица и натянув колготки, кривляются на сценах под фонограмму. А политики! В девяностые, когда я был в фаворе, один бо-ольшой политик пригласил меня в Москву на свой день рождения. Сказал, что вопрос о присуждении мне Государственный премии практически решен. И тут же попросил написать про себя любимого роман, в некоторой степени биографический, но чтоб людей за душу брало. Он меня попросил… Вернее, ласково приказал: «Напиши так, чтобы и дураку понятно было, какой я великий человек!» Это он свой народ, то есть наш с тобой народ, дураками считает.

Иван Андреевич замолчал и вздохнул.

— Написали? — поинтересовалась Нина.

— Нет. Тогда же и отказался, сказал ему, что фантастика не мой жанр. А я еще на всеобщее посмешище явился на его праздник в пиджаке, к которому привинтил два ордена Красной Звезды! А там у каждого гостя чемоданы орденов, не понятно за что полученных.

— Успокойся, Ваня, — попросил Кудеяров.

— Да я спокоен как танк. Пройдем в столовую. Обед ждет на плите. Только предупреждаю: ответственности за качество не несу никакой — жратву доставили из местного ресторана.

Павел посмотрел на часы и сказал, что у него план работ на сегодня не выполнен, но он постарается его выполнить в скором времени и вернуться пораньше. На что писатель сказал, что сожалеет о его уходе, потому что собирался собрать сегодня небольшую компанию: пригласить Виолетту с мужем, Борю Гуревича с Любой, но оба банковских менеджера пока еще на службе, а вот Люба готова прибежать в любую минуту.

— Не приглашай ее без меня, — попросил Кудеяров, — у меня тоже есть к ней интерес.

— Я скажу ей об этом.

— Вот только этого не надо, — остановил приятеля Павел, — разговор должен стать неожиданным для нее. Это очень важно.