— Три месяца назад в Берри. Поднимите церковные записи.

Человек записывал мои слова.

— У Вас есть родственники, которые могли бы Вас забрать после выздоровления?

— Брат Робер, священник, брат Жерар, палач. Больше никого.

— Этого пока достаточно. Я проведу расследование. Отдыхайте, Анна.

Человек встал, открыл маленькую полукруглую дверь, углубленную в толстую стену, и вышел. Я осталась наедине с белыми стенами. «Не верьте мне, — с тоской думала я, пока не заснула. — Проверьте все, поднимите все бумажки, найдите свидетелей. Узнайте правду. Ничего, кроме правды».

Сколько времени отсутствовал незнакомец в рясе, не знаю. Времени не было. Появлялась женщина в монашеском одеянии, кормила и перепеленывала меня, смазывала маслом пролежни и туго перебинтовывала свежей полотняной лентой мою голову. Руки по-прежнему не шевелились, тело было безучастно даже к боли.

Я пыталась считать ее появления, но скоро сбилась, потому что голова разучилась считать до пяти.

«Три прибавить два, три прибавить два…» — повторяла как-то я все утро, пока солнечные лучи двигались по белой стене от угла до двери. «Три прибавить два…» — это превращалось в заклинание, я могла повторять это до бесконечности, но сложить никак не могла. «Три прибавить два…»

Потом человек появился опять. Он встал у дверей, посмотрел на меня и сказал:

— Расследование завершено, сударыня. Я знаю, что Вы невиновны. Не бойтесь. Остальное я поведаю Вам потом, сейчас Вы еще слишком слабы. — И исчез, закрыв дверь.

Я почувствовала горячие слезы, сбегающие из уголков глаз по вискам к ушам. Очень глупо и смешно плакать, лежа навзничь.