— Не буду. Хорошо, вот вам одно правило, которому всегда стоит следовать: даже из самых печальных поворотов в Вашей судьбе старайтесь извлечь хорошие и полезные моменты. Никогда не опускайте руки. Когда я был немногим старше, чем Вы, как всякий молодой и честолюбивый человек я мечтал, что появлюсь при дворе, поражу всех своим умом и стану незаменимым для короля. Я записывал свои мысли и планы в тетрадочку, обдумывал каждый свой шаг, каждый свой жест и слово, которые представят меня перед королем во всем блеске. По крупицам я собирал все о характере нашего монарха, когда он бывает гневен, а когда милостив, когда с ним лучше говорить об Испании, а когда о прелестях фламандских дам. И вот я назначил себе дату прибытия в Париж, еще шаг — и я покорю двор. И в это время короля убивают на улице ла Ферроньер[7]. Я был уничтожен, разбит, растоптан. Кому теперь было дело до моих тетрадочек, до моих мыслей и жестов? При дворе начался дележ власти, каждый опасался за свое собственное будущее, вчерашние враги объединялись, вчерашние союзники становились смертельными врагами. Провинциальный, хоть и умный прелат никого не интересовал. Я вернулся в то же состояние, в котором пребывал, но надежда сменилась отчаянием. Пришлось начать все заново. Несколько лет я копил силы, оттачивал ум, следил из своего Люсона за тем, что творится в стране. И совершился новый взлет. Королева-мать меня заметила и оценила, я стал членом нашего правительства, казалось, впереди все безоблачно. И вот опять новое падение. Молодой король меня недолюбливает, враги мои торжествуют. Но я не отчаиваюсь, потому что уже знаю — за падением снова будет взлет и даже на гребне успеха надо всегда быть готовым к падению.

— Разве у Вас не было возможности остаться при дворе? — спросила я.

— Ну, разумеется, была, — усмехнулся епископ. — Но в той ситуации я был бы жалким, вызывающим презрение перебежчиком для победившей стороны и подлым предателем для проигравшей.

— Но вы все равно надеетесь опять занять определенное положение там, откуда Вас изгнали? Каким образом, если король Вас не любит? Это приговор Вам не хуже моего клейма.

— Вы не правы, Анна. — У епископа почему-то был очень довольный вид, словно я ему в чем-то тонко польстила. — Король рано или-поздно помирится с матерью и вернет ее вместе со всеми, кто ушел за ней в изгнание. А любовь или нелюбовь — состояние у всех людей, даже у монархов, переменчивое. Куда надежнее любви незаменимость. Если я буду полезен королю, он переменит свое отношение. Поверьте, общие интересы зачастую накрепко связывают людей, которые друг друга терпеть не могут. Так что видите, отчаиваться не стоит. Терпение — вот чем лечатся все беды во Франции.

«Вам легко говорить…» — чуть не вырвалось у меня. Мое нерожденное чадо лягнулось в животе, словно предупреждая: не жалуйся.

— Вы знаете английский? — неожиданно спросил епископ.

— Нет, Ваше Преосвященство, — удивленно сказала я.

— Хотите изучить?

Я прикинула и так, и этак. Делать все равно было нечего, беседовали мы нечасто, а созерцать целыми днями свое колыхающееся чрево мне поднадоело.

— Если есть такая возможность, то я не откажусь.

— Замечательно.

Епископ помолчал, словно думал, стоит ли говорить следующие слова или попрощаться со мной и уйти.

— Извините меня за бесцеремонность, сударыня, — сказал он, наконец, — но я хочу задать Вам несколько вопросов.

— Спрашивайте, Ваше Преосвященство, я отвечу на все, — твердо сказала я.

Мне нравилась та откровенность, которая царила в наших беседах, и сейчас я тоже не собиралась что-то скрывать. Тем более было ясно, что эти вопросы что-то определят для епископа и, очень возможно, для меня.

— Не без моего давления Вы решили родить ребенка. Сейчас Вам будет очень тяжело с ним на руках. Есть возможность оставить дитя на воспитание в этом монастыре.

— Я не исключаю этой возможности, — осторожно сказала я, — но если есть хоть малейший шанс, я бы предпочла, чтобы оно было со мной. Ведь если я хочу, чтобы ребенок и правда был моим, то нужно не только родить, но и воспитать его рядом. Я не хочу его отдавать. Это дитя не сирота, у него, слава богу, здоровая и красивая мать, которая найдет способ его прокормить.

— Бесподобно, — не удержался и фыркнул, как мальчишка, епископ, — похоже, Вы молниеносно усваиваете уроки, и что особенно в Вас поражает, как точно Вы определяете свои возможности. Здоровая и красивая, так оно b есть.

— Я всего лишь честно ответила на Ваш вопрос, Ваше Преосвященство! — обиделась я. — Да, я поневоле думаю, каким образом жить дальше, и, естественно, принимаю в расчет все, чем наделена.Время сказок дляменя, к сожалению, кончилось.