Таких, как сейчас, когда госпожа старшая жрица взялась сама следить за исполнением наказания.

Женщину, что нажаловалась на Меви, госпожа Ингрен, разумеется, не наказала — но и не наградила. Знатные эльфийки всеми силами поддерживали распри и соперничество среди тех, кто был близок — от вассалов до слуг.

Вэйлин влетел в ворота в тот миг, когда все уже закончилось, и девушку в состоянии, близком к шоку, отвязывали от скамьи для порки. Хлопнуло окно в покоях леди Ллиандэль, затем распахнулось снова:

— Где ты шляешься, дурной мальчишка?! Ты до сих пор не покормил моих зверей?

Юноша скрипнул зубами. Он не видел, как уносили Меви. Знал, куда… Но он круто развернулся и отправился туда, где его появлению были всегда рады. Автоматическими движениями, не видя ничего перед собой, он делал то, чего ждали звери — накладывал корм, чесал лисиц за ушами, позволял птицам садиться себе на руки. Они давно перестали быть дикими, они приручились и утратили вкус к вольной лесной жизни. Открой юноша все клетки — никуда не побегут… В вольере волчицы Вэйлин все-таки стал вести себя осторожнее, слегка успокоившись и заметив, что со вчерашнего дня миски остались нетронутыми. Такими же они были и позавчера — лесная пленница начала отказываться от еды. Она давно уже была здорова, но замкнутое пространство и невыполнимая жажда воли угнетали ту, что была рождена свободной.

Волчица своим звериным чутьем осознала болезненное напряжение в состоянии двуногого, который, стараясь не выпускать ее из виду и никогда не поворачиваясь спиной, все же перестал бояться. Что с ним сейчас?.. Волчица опустила лобастую голову, принюхиваясь, затем заскулила. Потом подняла голову и… в нее уперся взгляд.

Из замусоленного трактата об охоте юноша знал, что дикие звери не выносят прямого взгляда им в глаза. Они воспринимают его как вызов. Это приводит их в ярость, за которой следует нападение… Вот и сейчас шерсть на загривке волчицы поднялась дыбом, а на морде появился предупреждающий оскал, сопровождаемый рычанием. А Вэйлин не слышал ничего, кроме бешеного стука собственного сердца и пульсирующего звона крови в ушах.

— Ешь. — Сказал он, не отрывая взгляда от полубезумных глаз дикого зверя, готовящегося к прыжку. — Я знаю, ты сильнее. Ты опасна. Неукротима. Но… ты слышишь? Я даю тебе слово: уйдем отсюда или умрем вместе.

Потом он вытянул руку (ту самую, покусанную) и положил ее на мощный загривок, так и не отводя взгляд. И волчица сдалась.

Она съела все и вылизала миску. Кто знает, поняла ли она речь Перворожденного, чьи предки появились в этом мире одновременно со зверями: и те, и другие — раньше людей. Но этот взгляд, голос и рука — все дало какую-то надежду.

Глубокая ночь опустилась на святилище Ллос в Мите. Давно заперты массивные ворота, спят все — жрицы, прислуга, домашняя живность, даже волчица в вольере. Все, кроме воинов на карауле у входа в храм, да еще кое-кого. Июньские ночи светлы, и любое перемещение по двору может привлечь ненужное внимание к тому, кто не спит и собирается покинуть свою каморку. А он собирается. Ждет только удобного момента… Он давно освоил все нюансы взрослого уровня игры в «Хитрого дроу», да так, что многим не мешало бы поучиться. Как не попасться?.. Легко.

Хеддвин не зря говорил, что его ученика Светлые примут с распростертыми объятиями. Вэйлин постепенно доводил до совершенства степень своей связи с металлом, прошедшим через руки механика. Он был первым, кто смог разработать потрясающе эффективные следящие устройства. Да такого механика кто угодно возьмет под свое крыло, ему цены нет!..

Его отполированные лезвия еще час назад покинули тайник. Двигаясь бесшумно, где нужно — быстро, где-то — плавно, они обследовали каждый закуток двора, особое внимание уделяя металлическим предметам, где хоть как-то отметился своим присутствием механик. А Вэйлин не просто отметился. Он давно уже подчинил то, что в будущем может облегчить бегство: замки, засовы, петли дверей и ставней, простое оружие воинов (мечи исключаются, на них индивидуальная защита, а вот боевые ножи и наконечники стрел — другое дело), даже кухонные орудия повара — он мог вмешаться в безмолвное и неподвижное существование любой из этих вещей, и никакой неписанный кодекс этики meicneoir его не остановил бы!

Так что слепые лезвия, движимые волей механика-дроу, сейчас были зорче десятка пар глаз. Они чувствовали любое движение металлических предметов на территории комплекса, а юноша ощущал их, как эльф или человек чувствуют свои конечности и управляют их движениями. Слепые лезвия дали понять — путь свободен, никто не помешает.

Не ослабляя бдительности ни на миг, юноша покинул свою каморку и очень быстро и бесшумно обогнул по широкой дуге храм, приблизившись к той части заднего двора, где были помещения для прислуги женского пола. Он по звуку дыхания с легкостью мог вычислить, где находится Меви. Никто из вольнонаемных служанок не станет делить комнату с рабыней, а потому девушку разместили в одиночестве. Такая же каморка, как у Вэйлина, только потолок ниже. Девчонка мелкая, ей хватит…

Вэйлин бесшумно проник в крохотную комнатку и запер за собой дверь. Осмотрел окно, оставив щель в ставне для своего летучего шпиона-лезвия. Повернулся к низкому ложу. Девушка лежала на боку, свернувшись калачиком и подавшись вперед. Она крепко спала или, скорее, находилась в полузабытьи: в пользу последнего предположения говорил едва уловимый запах от глиняного кувшина на столе. Вэйлин наклонился над ним и осторожно принюхался: так и есть, настой растительного обезболивающего! Это все, что могла сделать старшая служанка для Меви. Видимо, она же наложила повязки на спину девушки. Но на этом ее сострадание заканчивалось. Своих дел и проблем полно, не до рабыни…

Юноша скрипнул зубами. Что было бы, если бы он пришел на толику времени раньше, застав наказание в процессе исполнения? Прикрыл бы Меви собой? Нет, такое вмешательство обошлось бы дорого ему самому и — еще хуже! — этой девочке. Девочка… Человеческое дитя… Люди. Женщина, преданная своей госпоже, леди Киларден, — и, не выдержавшая мучений, предавшая. Другая женщина, которая в приступе зависти выдала сегодня Меви, чья участь ничем не лучше любой другой рабыни при знатной эльфийке-дроу… Какие разные предательства! «Женщину не понять!» — так сказал Хеддвин. Раса значения не имеет, не понять — и все.

Сейчас сын Астор Меллайрн, в бессилии думая о собственной зависимости, сам того не зная, проходил через жесточайшую философскую проблему: что такое свобода? Для того чтобы воспротивиться насилию, защитить кого-то — надо стать свободным самому. И дело же не только в ошейнике! Можно его снять — и остаться рабом. Своих страхов, слабостей, своего уродливого мировоззрения, как Темные эльфийки, давно перепутавшие свободу с вседозволенностью!

— Не надо… пожалуйста… — во сне прошептала Меви, пытаясь зарыться лицом в тюфяк и ставя точку на размышлениях юноши-дроу.

Она давно сбросила покрывало — спина горела огнем даже после обезболивающего, у девушки был жар пополам с ознобом. В сумраке белели ее крепкие округлые ягодицы, но юношу не взволновало это привлекательное зрелище молодой женской плоти.