— Ответь, даже если это Карин или Жаклин. Я пока схожу за напитком себе.

Поднявшись, она огляделась. Яркий солнечный день, посетители сидели или лежали на травке, покачивались в развешанных гамаках, болтали за столами… у всех все хорошо, а у них снова какие-то опасности, мрак и тоска. Только-только начал налаживаться хоть какой-то разговор, но снова вмешалось прошлое Ларса. Оно не отпустит никогда, ни единой минуты, пока жива Жаклин, у них не будет спокойной жизни, даже не вонзив свои клыки ей в горло, Жаклин умудрялась пить кровь Линн.

Но далеко отойти от стола Линн не успела, последовал оклик Ларса:

— Линн… Ее больше нет.

— Что?

— Жаклин вышла в купальнике на солнце. Для нее это смерть.

— Ларс… — Линн просто растерялась, не зная, что сказать, а потому села на свое место. Губы дрожали…

— Она убила себя. Свен говорит, оставила записку, что хочет в последний раз увидеть солнце.

— Спасти было нельзя?

— Знаешь, она ведь не была ни жестокой, ни даже злой, но больше двадцати лет ночной жизни… не видеть солнца… пить человеческую кровь… чувствовать себя изгоем… Кто угодно с ума сойдет. Жаклин ненавидела всех, кто мог себе позволить загорать и вообще свободно двигаться.

Линн вспомнила, как Свен рассказывал, что она попросту испортила семейный альбом с фотографиями, там были снимки Ларса на пляже…

— Я поплыву на остров, ладно?

— Да, конечно.

— Линн, я прошу тебя, не увози Мари и не уезжай сама.

— Хорошо, Ларс. Я соболезную.

— Знаешь, а может, для нее это выход?