Глава седьмая

Дверь в квартиру Марушкиных оказалась не заперта, и внутри было тихо. Нина вошла осторожно, словно боялась спугнуть эту тишину. Из огромной прихожей вели два коридора: один в сторону гостиной и кухни, второй – к трем остальным комнатам. Марфина прошла по второму, заглянула в кабинет Леонида – на всякий случай, потом приоткрыла дверь спальной хозяев, третья комната, как видно, планировалась как детская, но использовалась как гостевая, хотя на ночлег у Марушкиных кто-то останавливался крайне редко: даже Нина, ближайшая подруга, ночевала у них всего один раз. Там тоже было пусто. Тишина казалась абсолютной, и это пугало. Не было слышно никаких звуков: ни в квартире, ни за ее стенами, и за окнами была тишина, словно умер весь мир и время остановилось.

Нина направилась на кухню и, только подойдя к порогу, увидела Жанну без халатика, в одном белье. Она сидела за столом, на котором стояли бутылка виски и блюдо с какими-то закусками. Подруга обернулась и показала на стол:

– Ну вот, ты видишь, как сижу теперь и Ленечку поминаю.

Марфина подошла, обняла подругу и прижала ее к себе, беззвучную и податливую. Почему-то вспомнилось, что именно так когда-то в далеком детстве она прижимала к себе любимую куклу и так же разговаривала с ней, не ожидая ответных слов и поцелуев.

Бутылка виски была почти полная, Жанна если и приложилась к ней, то выпила совсем немного. Нина села за стол и посмотрела на подругу детства: лицо бывшей Гуренко опухло от слез, но глаза были сухими.

– За что? – прошептала Жанна и повторила: – За что мне это? За что его? Он работал как проклятый. И ведь не такие уж большие деньги имел. Вот квартиру новую купили, машину, отдыхать ездили… У нас почти ничего не оставалось, только на еду и одежду… Мне вчера Ленечку показали, а он без одежды и мертвый… Ты его видела?

– Я за ним поехала… А потом только мертвым…

– И как ты сама после этого?

– Плохо. Меня сразу в камеру как подозреваемую.

– Это они могут, – усмехнулась подруга. – Вместо того, чтобы преступников ловить, сажают в камеры ни в чем не повинных людей…

Она потянулась к бутылке, коснулась ее, и та упала. Нина подхватила ее.

– Налей себе и мне! – приказала Жанна. – Помянем. У нас ведь с Ленечкой, кроме тебя, друзей не было вовсе. Он ведь за тобой начал бегать вначале, а мне так обидно было… Так обидно! Ты даже не представляешь, насколько. Наливай, чего сидишь. В холодильнике есть сок, но я уж запивать не буду, раз такое горе.

На блюде лежали суши и роллы, стола баночка с соевым соусом и еще одна с зеленой японской горчицей.

– Я вчера вечером заскочила в японский ресторанчик и взяла навынос: думала, с Ленечкой посидим, как обычно, поговорим, помечтаем о будущем… У нас ведь такие с ним планы были, – Гуренко вздохнула, посмотрела, как Нина наливает виски, и продолжила: – Это ведь не какое-то там дурацкое бизнес-планирование, мы думали про дальнейшую счастливую жизнь, чтобы дом, дети, любовь до гроба…

Жанна произнесла страшное слово и подняла взгляд, как будто только сейчас до нее дошел его смысл, и заморгала, собираясь заплакать.

– Выходит, все: и теперь вопрос только в том, когда мы с ним соединимся навеки.