– Мне сказали, что она за свою помощь денег много просит.
– Не знаю. С меня ни копейки не взяла. Я после последней ходки швеей-надомницей вкалывала, а для приработка убиралась в приватной баньке, которая в соседнем доме была. Клиенты сделают все свои дела и уходят, прилетаю туда – вычищаю дерьмо после них очень быстро, потому что другие уже у входа стоят. Ну и как-то раз завалились в баньку парочка бизнесменов с депутатом, девочек с собой прихватили. Я еще прибраться не успела толком, а им уже не терпится о делах поговорить. А потом девчонки заявили, что у них золотишко пропало, цепочка, цацки разные. А кто мог? Только шныриха-урка. Вызвали меня к клиентам, а те давай меня поливать: тварь гнилая, возвращай, мол, рыжье, да еще за моральный ущерб с девочками рассчитайся, а не то опять на парашу отправим. Я не стерпела и сказала им все, что думаю про них, про депутатов, про девочек, про ментов, про парашу… А чтобы дошло до них скорее, взяла свой рабочий инструмент, то есть швабру, и как начала их… Повезло им, что ментам успели позвонить, а те прислали участкового, потому что дежурная машина ларьки у метро бомбила… А участковым как раз была Бережная – ее в наш район тогда на понижение участковым отправили. Так-то она следователем была. Студента какого-то взяли с наркотой, Вера дело закрыла, потому что на кармане у студента не то количество было, да и просили за него усердно уважаемые люди. А потом мамашка того студента заявила, что Бережная ее сыну сама наркоту подбросила, а с нее за закрытие дела кругленькую сумму взяла. Разбираться не стали, и ее на окраину участковым. Это потом уже она, будучи участковым, маньяка серийного взяла… А студентик тот позже на сбыте крупной партии погорел. Про что это я?
– Вы про баню рассказывали.
– Ну да. Бережная тогда приехала. И сказала шлюшкам, чтобы те показали, где золотишко заныкали. Дескать, в этом случае протокола не будет, а то потом по статье за вымогательство пойдут вместе с бизнесменами и народным избранником. Обе шадолбы в слезы – как вы могли такое подумать. Но их кавалеры сами обыск учинили и нашли. Депутат потом мне пятихатку сунул, мол, чтобы языком не трепала.
– А сейчас за что вас сюда отправили?
– За справедливость. К подъезду своему подхожу, а из дома бабка-соседка выкатывает, а с ней две сявки прошаренные. «Ты куда летишь, Мариванна?» – спрашиваю. А та руками машет, объясняет, что к ней пришли из собеса и предупредили, что опять завтра деньги обменивать будут и, чтобы не потерять на деноминации, надо сейчас снять со счета все накопления и им отдать на ответственное хранение, а они завтра вернут все новыми деньгами без потерь, потому что их обязали помогать пенсионерам. Я сявкам на доступном языке толкую, что бабулю обувать не надо… Но те не поняли… Пришлось объяснять популярно, кто есть кто по жизни. На их счастье, Марья Ивановна успела в полицию позвонить и сообщить, что соседка уголовница напала на двух добрых работниц собеса. Но те куда-то исчезли, а меня взяли для разбирательства…
Марфина слушала ее, не перебивая, не пытаясь вникнуть в смысл сказанного непонятной и почти незнакомой ей женщиной: она пришла из мира, в который Нина случайно окунулась и откуда благополучно вынырнула.
– Я гляжу, – усмехнулась женщина, – что тебя это не интересует совсем, но на всякий случай запомни, как меня найти, если потребуется помощь. Короче, подгребай на проспект Большевиков. Из метро выйдешь, спроси первого встречного бича… в смысле, любого ханыгу – хоть мужика, хоть бабу, спроси, где Дин Рид обитает, и те покажут. Я там в авторитете. Запомнила?
Нина кивнула. Потом смотрела вслед этой женщине, вспомнила все ночные разговоры с ней: вряд ли все сказанное ею было правдой, а потому не стоит верить ей и следовать советам.
Она еще раз набрала номер Жанны, но опять ответом были гудки. Кто-то остановился рядом. Марфина подняла глаза и увидела Тарутина.
– У вас ко мне будут еще вопросы? – спросила она. – Теперь вы будете вести мое дело?
Молодой человек покачал головой.
– Вопросы, вероятно, будут. А кто будет вести ваше дело, не знаю, – возможно, Егоров или кто-то другой. Я же из другого ведомства. Но сейчас я скажу, что Марушкин действительно был очень неглупым человеком. Столько лет существовала его компания, шла реклама, и ведь никто никогда не спохватился, что это финансовая пирамида. Его доверчивые адепты сдавали ему деньги – сначала за курс тренинга, потом вкладывались в его проекты. Средства он выводил достаточно умело: мы только недавно смогли свести все его ручейки в один поток: сумма получилась очень немаленькая. Что-то он возвращал в виде иностранных инвестиций, а теперь, очевидно, решился вложиться по-крупному в то, что могло бы принести очень большую прибыль. А в таком деле желающих отщипнуть от его пирога могло быть много… Что, например, за ювелирное производство и сеть ювелирных салонов? Найденный в его машине бизнес-проект – пустая бумажка, составленная какой-нибудь пустоголовой, как теперь принято выражаться, светской львицей. Тут не надо быть экспертом, чтобы понять это. Вряд ли он сам готовил этот проект. Мне кажется, Марушкину подсунули эти бумажки, а он даже не пролистал их. Вы знаете его деловых партнеров?
Нина пожала плечами.
– Он меня ни с кем не знакомил.
Вопросы стали ее раздражать, и хотя молодой человек казался очень приветливым, но этот «случайный» разговор походил уже на продолжение допроса.
– У вас ко мне еще что-то… – начала Нина, но Тарутин не дал ей договорить.
– У меня к вам ничего сейчас. Но я слышал, как Егоров что-то сказал о Бережной. Вы и в самом деле хотите к ней обратиться?
Марфина опять пожала плечами и промолчала.
– Я хорошо знаком с Верой, – продолжил следователь. – Моя жена даже дружит с ней. Кстати, мой тесть – академик Игнатьев. Слышали про такого?