Это было самое захватывающее в его жизни преследование!
Дав капитану приблизиться на расстояние вытянутой руки, нимфетка вдруг поворачивалась в прыжке к нему лицом и, лукаво поболтав высунутым кончиком языка, снова оказывалась за дальними кустами. Соков сам не заметил, как очутился в парке. Люди будто вымерли — на Мосту самоубийц никого не было. Тяжело дыша, он приблизился к призывно улыбающейся Лильке…
Один прыжок — и она, балансируя руками, застыла на чугунной ограде. Её расширенные глаза глянули на него в упор — и он почувствовал в них что-то настолько же родное, насколько и бесконечно враждебное.
— Pater Noster! In nomine Domini… Лили Марлен! Да, так её тогда звали… Живой огонь Сатаны!..
— Поймаешь — твоя!
Сам не ожидая от своего тела такой ярой прыти, через секунду Соков уже был на ограде и бежал за бесовкой, перебирая берцами по узкому бордюру над пропастью и бормоча невесть откуда взявшуюся латынь…
Как лунатик — если не смотреть вниз, то ни за что не упадёшь. До цели теперь оставался всего один шаг… Капуцин-капитан протянул руки — и потерял равновесие, натолкнувшись на невидимую преграду.
Зелёные глаза девочки не выражали ровно ничего человеческого, и вдруг он с ужасом понял, что во всей этой фишке не так. Вертикальный зрачок.
— Вспомнил меня, монах?
— Я не монах… Я… это… я оборотень в погонах. Прости меня, Лили Марлен! — он замахал руками — но центр тяжести был уже критически утрачен.
— Оборотень — я. А тебе — удачного приземления, брат Ансельм! — последнее, что он успел увидеть, был стремительно летящий навстречу снизу чёрный асфальт в прошлогодних выбоинах.
ГЛАВА 5. BAD TRIP
— Знаешь, почему я выразил недоверие рассказу Бориса?
— Странный вопрос. Разве можно верить, когда нам рассказывают явные небылицы?
— Нет, я не верил не потому. Он врал, но не всё сплошь при этом выдумывал. Кое-что Борис даже от нас утаил.
— Абзац, дедуля! Теперь этот жирный правнук там надолго застрял — сияя веснушками, пропела рыжая плутовка, вбегая в избу и крутя на пальце ключи от хранилища.
— Застрять в подвале — это мы конечно, оно нам завсегда!.. — смахнув связку ключей невидимым жестом, ворчливо пробубнил мазык, контролируя боковым зрением «красный» угол. — Да ведь колотит в бубен, паскудник. А мне — воротà держи. Начудесил уже — поп приходил плакаться. Того гляди — прорвёт… Хлынут оттель, и кто — ты, что ли, с полицаями своими будете их держать?
— Полицаи, дед, скорей твои, чем мои. Сам знаешь. Гнал бы лучше в пень своего Гапона. И так он здесь на халяву. Не нравится — пускай отваливает назад, в свой девятьсот лохматый год! Ком цурюк — скатертью дорожка, — Лилька, демонстративно виляя худыми бёдрами, направилась в сени.
— Ты, баловница, опять со своими прошляками в городý управлялась. Вижу, что не без этого. Ужо тебе — хвост-то ть надеру.
— Т-сс! Петька идёт, — перебила взъерепенившегося деда лиса — тинейджер, тенью ныряя за косяк.