– Главное в этом деле – постепенность, – сказал его собеседник. – Малыми дозами. Каждый день. Гомеопатия.

– Наркомания.

– Нет. Естественное состояние человека – уважать себя, быть уважаемым другими, чувствовать причастность к общему делу, быть готовым пожертвовать собой ради общего блага. Ради своих.

– Ты сволочь, – сказал Арсен.

– Ты тоже. Вот мы друг друга обругали, а это неэтично. Может, поищем общий язык? Мы же разумные существа?

– Манипулятор…

– Теперь ты отталкиваешь меня, потому что я стал тебе чужой. У тебя лампочка на лбу, Арсен, загорелась сейчас красным: я чужой. Ты не можешь понять мою логику. Ты ксенофоб.

Иван, бывший одновременно Максимом, вздохнул – и резким поворотом руля на полной скорости вогнал машину под идущий рядом самосвал.

Джип прокатился пять метров и встал в глухой пробке. Справа, слева, впереди и сзади стадом толпились машины. На светофоре горел зеленый, но никто не двигался: забит перекресток.

– Это надолго, – сказал Максим.

Он сидел рядом с Арсеном за рулем своего джипа, живописно небритый, в расстегнутой лимонной ветровке, из-под которой выглядывала белая чистая футболка без единого пятнышка крови.

Арсен скорчился, зажмурившись, вцепившись в сиденье, как только что в машине Ивана. В машине, превратившейся в гармошку. Скрежет металла все еще стоял в ушах.

– Я думал, ты уже привык, – сказал Максим. – Мы цифровые, брат. Файл уничтожен, на место его пришел резервный. А тачка все равно была дрянная и числилась в угоне.

– Больше никогда так не делай, – прохрипел Арсен.

– Извини. Производственная необходимость. Нет, правда, я не хотел тебя обидеть или там напугать.

– Спасибо. Ты очень добрый.

Максим виновато пожал плечами и включил радио.

– …и теперь там здоровенная пробка! – прокричал мужчина, кажется, по телефону. – Эй, в студии, вы меня слышите?

– Слышим, спасибо, – отозвался девичий вальяжный голос. – Нам звонили по поводу этой аварии уже несколько раз… А правда, что пострадавшая «Шкода» была пустая?

– Не знаю! Грузовик поперек шоссе, не проехать, не пробиться…