Вот дерьмо!
— Господь ко мне всегда был благосклонен, Ярослава, — насмехается Виктор, подобравшись ко мне ближе, когда я оказалась безоружна и совершенно неопасна. В точности, как ребенок, играющий водяным пистолетом. — А я готов ему помочь в ответ и карать за грехи… — низко шепчет он и замахнувшись, бьет по лицу с такой силой, что я отворачиваюсь и цепляю тумбу, падая на больное бедро.
Глухо стону, резко повернувшись к нему лицом, боясь пропустить следующий удар. Виктор присаживается рядом, с садистским наслаждением рассматривая, как я щурюсь от боли и подавляю в себе жалкие всхлипы.
— Ты принадлежишь моему сыну и мне. Теперь ты раз и навсегда это запомнишь, — он тянет руку к моему лицу, но я брезгливо отворачиваюсь. — В тебе появилось больше строптивости, чем я ожидал. Интересно, на что ты готова ради своего любовничка и отца…
Я медленно скольжу взглядом на отца и Вадима, которые настороженно наблюдают за Виктором. Каждый из них в тихом гневе, когда взгляд каждого скользит по моей пылающей щеке. Они всегда боролись за мою защиту, но теперь никто из них не может препятствовать обстоятельствам.
— И что дальше? Оставите здесь гору трупов, а меня снова под замок? Вы не видите дальше своего самодовольного носа, Виктор. Боретесь за счастье своего сына, пока он сам желает вам смерти, — я не без удовольствия говорю ему правду, но избегаю издевательских насмешек, не решаясь так явно провоцировать. — Со своей семьей разберитесь прежде, чем лезть в чужую!
— Маленькая дрянь… — он хватает меня за влажные волосы, притащив впритык к своему лицу. — Что за чушь ты несешь?
— Правду, — хватаюсь за его руку, пытаясь ослабить хватку, но она наоборот крепчает и болезненно надрывает волоски.
— Оставь её в покое, мразь, — хрипит отец, прерывая мой зрительный контакт с Виктором, полностью отвлекая его на себя. — Моя дочь — не свинья для битья.
— Ты смотри-ка. Твой папочка наконец-то заговорил, а заставил меня думать, что он принципиальный, — воодушевился Виктор и дернул меня за волосы, протащив несколько метров к отцу, поставив перед ним на колени.
Едва сдерживаю в себе душераздирающий крик от боли, боясь провоцировать отца на решительные действия. Я ошеломленно смотрю на папу, растерявшись. Ничего не могу сделать: ни спасти их, ни спасти себя.
Мой план был другим!
— Виктор, — я пытаюсь дернуться, но мужчина держит жесткой хваткой, не позволяя вырваться. Я замираю, когда холодный пистолет прижимается к моей щеке. — Я вам нужна, — у меня дрожит голос, но я уверенна в своей правоте.
— Конечно, нужна. А вот они — нет, — он рывком направляет дуло пистолета в отца и раздается оглушительный выстрел, из-за чего я дергаюсь и жмурюсь. Отвернуться не удается — Виктор крепко держит за волосы.
Боюсь открыть глаза, понимая, что я могу сейчас увидеть. Сердце больно бьется об ребра, громыхая по ушным перепонкам. Тяжело дышу, пытаясь взять под контроль свои эмоции. Когда я слышу болезненный хрип, открываю глаза, вытаращившись на отца, который зажимает рану в области легкого.
— Папа… Прости меня, папа, — с удушливыми слезами прошу я прощение, но отец отрицательно качает головой.
— Он не собирается меня убивать, — просипел он, поднимая взгляд на Виктора.
— Через нескольких часов, если не оказать помощь — ты сдохнешь, — чеканит Гордеев-старший. — Мы уйдём, и я надеюсь, что у вас хватит мозгов позаботиться о себе и больше не лезть к моей семье. А если дадите огласку, милое личико твоей дочурки украсят шрамы, — он дёргает меня вверх, заставляя встать на ноги, упирая дуло пистолета мне в бок. — Надеюсь, я ясно выразился.
— Более… Ч-чем, — кашляет отец, и из его рта вытекает струйка крови. Боже мой!
— Пусти меня, пусти! — я пытаюсь вырваться, переполнена желания помочь своему отцу самостоятельно. Что, если они не успеют довезти его до больницы? Вадим умеет гонять, но он сейчас в ужасном состоянии. Я не переживу, если отец умрет от руки этого ублюдка!