В прошлый сон – или позапрошлый? Сбилась со счету. Ко мне туда приходил Андрей. Происходящее его волнует мало, он похож на земноводное. Смотрел на аварию, как патологоанатом. Безучастно, хладнокровно. Я пыталась докричаться до него, что не могу изменить прошлого, и он вроде понял, но откуда мне знать, что он там решил? Поможет? Или меня оставят здесь медленно сходить с ума и умирать, а сами покинут тонущий корабль? Не знаю. Помощи нет. Мурада нет. И надежды тоже.
Я с тоской смотрю на серое ртутное море. Может, выбраться, как Мурад тогда, через море? Либо утону, либо попаду в другой сон и перестану интересовать Мицкевич? Сжимаю кулаки, вбегаю в море. От ледяной воды быстро тяжелеют джинсы, замедляется шаг, но я не сдаюсь. Дальше и дальше, пытаюсь найти глубину, чтобы нырнуть. Опускаюсь с головой – от холода череп будто сдавливают железные обручи, тело сводит судорогой.
Нет. Не получается. Выныриваю, хватаю воздух, но тут же снова ухожу под воду, глубже, рывок, еще, цепляюсь за дно. В глазах темнеет, меня будто вертит в гигантском блендере. Ну же, Господи, пожалуйста… Белый песок, гладкая коряга и совершенно сухая одежда. Я кричу так, что закладывает уши, а грудь разрывает от боли.
– Тихо ты. Я здесь.
Боже, это лучшее, что я слышала в жизни! Мурад… Я не одна. Кидаюсь к нему как полоумная, висну на шее и рыдаю. Он напрягается, с какой-то неловкостью хлопает меня по спине.
– Ты пришел… пришел… – бормочу я. Я готова расцеловать Мурада, тянусь губами, но он почему-то отстраняется.
– О"кей, о"кей, я понял, ты рада меня видеть.
Ах да. Наташа… Я опускаю руки. Что ж, ей повезло. Утираю слезы и беспомощно смотрю на своего спасителя. Жду дальнейших указаний.
– И? – он удивленно поднимает брови. – Давай просыпайся.
– То есть?
– Я думал, ты тут вся под гипнозом, а ты просто дрыхнешь. Ну же, надо валить! Не представляешь, что там творится! Все с ума посходили, всерьез толкуют о том, что тебе надо спасти парня… Да чего ты стоишь-то? Ущипни себя, ударь…
Секунду-другую я молча таращусь на Мурада, потом вдруг меня охватывает истерический хохот. Он рвется изнутри, я ничего не могу с этим поделать. Ржу так, что по щекам снова текут слезы, голова трясется, как у игрушечной бульдожки на приборной панели.
– Эй, ты чего… – Мурад теряется окончательно. – Лий! Хорош!
Если бы я только могла…
Удар по щеке такой сильный, что голова откидывается назад. Жгучая боль растекается по скуле, но я хотя бы не смеюсь больше.
– Спасибо, – выдыхаю я, двигая нижней челюстью.
– Чем она тебя накачала?
– Ничем. В том-то и дело. Я не могу проснуться, а если просыпаюсь, она заталкивает меня обратно. Она не выпустит меня, Мур. Пока я не спасу ее сына. Но это прошлое! Что бы я ни делала, его невозможно изменить!
Мурад смотрит на меня мрачно, молчит, как будто знает то, чего не знаю я. Глаза его чернее обычного.
– Что?.. – не выдерживаю я.