— Это повезли Себастиана. Мне даже не разрешили попрощаться с ним. Наша тренер Йенни уехала на «скорой» в другую больницу и больше не вернулась, значит, Себастиан тоже теперь умрет? — спросил Эмиль.
— Не знаю, дорогой. Остается лишь надеяться, что твой друг совсем скоро вернется, а весь этот кошмар закончится, и вы снова будете играть в футбол. Давай думать, что именно так все и будет.
— Я хочу домой, мама. Мне тут надоело! Делать нечего, играть не с кем: все ходят серьезные и грустные или болеют и плохо себя чувствуют. Забери меня, прямо сейчас! Тут все умирают, а по ночам становится так тихо и жутко и слышны разные звуки: вон там у окна и у стены тоже. Это духи тех, кто умер здесь. Они шепчутся и скрипят, а когда на улице шумит ветер, — кричат во весь голос. И в моей палате тоже кто-то умер, прямо в этой кровати, где мне тоже нужно спать. Мне Себастиан рассказал, у него тетя здесь работает. Представляешь, кто-то спал на моей подушке, а потом умер, и они просто надели новую наволочку, будто ничего и не случилось. Это было давно, они умирали от туберкулеза. Здесь за обоями живет мальчик, он приходит ко мне ночью. Он хочет меня предупредить, говорит, чтобы я скорей бежал отсюда. «Беги что есть мочи!» — так и сказал. Он младше меня. Ходит в ночной рубашке до пола и босой.
— Он тебе, наверное, приснился, сынок. — Мария поправила маску. Как глупо: сидеть и разговаривать о таких важных вещах в дурацкой маске и защитных очках.
— Ну и что? Даже если и приснился, это все равно предупреждение! Он рассказал мне, что его родители и все братья и сестры умерли и он остался один с бабушкой. И ему было так же одиноко, как и мне теперь по ночам. Раньше я переписывался с Себастианом, но потом он больше не смог отвечать мне. Мне кажется, он умрет, мама. По радио говорят, половина всех заразившихся умрет. А Себастиан сам мне сказал, что ему очень плохо и что он весь распух и стал похож на человечка на рекламе «Мишлен». Я тоже распухну?
— Нет, Эмиль. И скоро ты поправишься.
— Откуда ты знаешь? Дядя Юнатан говорит, исход болезни предсказать нельзя, а он все-все знает. Только не знает, кто умрет, а кто нет.
Мария присела на стул и взяла в руки трубку, чтобы поговорить с врачом Эмиля через оргстекло — вероятно, еще одна мера предосторожности. Юнатан Эриксон говорил, что анализ на вирус у него пока отрицательный, но, оставаясь в больнице, он ежеминутно подвергается риску заражения. Вот почему врач решил не покидать территорию лечебницы. Юнатан выглядел совершенно измученным, несмотря на его мужественные попытки собраться и сконцентрироваться. Его веки невольно закрывались, пока он слушал Марию, но потом он, вздрогнув, очнулся и приготовился отвечать. Очевидно, она была далеко не первой обеспокоенной матерью, с которой ему пришлось пообщаться за сегодняшний день.
— Скажите мне правду: как обстоят дела у Эмиля на самом деле?
Юнатан вытер пот со лба и посмотрел на Марию с такой болью и отчаянием во взгляде, что ей стало не по себе.
— Есть один препарат, тамивир. Он эффективен в борьбе против вируса, но нам не удастся получить его вовремя. Оса связалась с производителями и попыталась договориться, но те говорят, они все продали: и патент на лекарство, и все запасы, что у них были, и на складе ничего не осталось. Они все вложили в производство и в отсутствие спроса разорились. Мы пытаемся выяснить, куда делся препарат.
— Неужели все так плохо. Но Эмиль…
— Мне нечем лечить вашего сына, у меня нет действенных средств. К сожалению, ситуация такова. Но он у вас везунчик — грипп пока щадит его. Я думаю, у Эмиля есть все шансы выбраться отсюда живым и здоровым. А вот что будет с остальными…
— Простите меня за то, что я так на вас наседаю. Я вижу, вы еле на ногах держитесь, представляю, в каких условиях вам приходится работать. Я могу чем-то помочь? Лично вам?
Юнатан посмотрел на Марию долгим взглядом, будто изучая ее или взвешивая свое решение.
— Вы ведь из полиции, правильно?
— Верно. — Мария пока не понимала, к чему он клонит.
— Сам не верю, что собираюсь просить вас об этом, но у меня нет другого выхода, — начал Юнатан, затем сделал паузу, а потом набрал воздуху и продолжил: — Моя жена — алкоголичка. Наверное, я впервые сказал это вслух, но так оно и есть. — Он снова остановился, ожидая реакции со стороны Марии.
Юнатан только что выдал ей самый страшный секрет своей жизни, поделился самой большой неудачей, так почему же она просто сидит и смотрит на него так приветливо, когда от его слов должна разверзнуться земля?
— У меня есть сын, его зовут Мальте, — продолжил доктор. — Ему семь лет. Он сбежал куда-то, и я понятия не имею, где он. Сейчас моя мама, которой восемьдесят три года, бегает по городу и ищет его, а Нина, моя жена, наверняка дома в отключке. Вы можете найти его по-тихому, не объявляя в розыск по всему Готланду, и отвезти домой к бабушке, ну или еще куда-нибудь пристроить на время. Лучше всего, конечно, к кому-то другому, кто сможет о нем позаботиться. Боюсь, Нина опять заявится к моей матери с истерикой, а мама старенькая, и сердце у нее слабое, она этого не выдержит. Я тут совсем застрял, как вы понимаете. Если я буду знать, что Мальте в хороших руках, то смогу больше внимания уделить пациентам. А то от волнения за сына голова совсем не варит. Послать бы всех к чертовой матери и отправиться домой к семье, но я не могу себе этого позволить. Простите меня, я несу ерунду и веду себя непрофессионально, но ваш вопрос выбил меня из колеи. Забудьте, я выдумал глупость, сам со всем справлюсь. Какое я имею право нагружать вас, мать пациента, своими личными проблемами? Простите, на меня что-то нашло.