– Авессалом! – позвал один из них.

Старик остановился. «Подожди здесь», – попросил он Джоан, со значением посмотрев на девочку за ее спиной. Старец зашел в кладовку, Джоан тем временем сделала шаг вперед и заглянула в открытую дверь слева. Чей-то кабинет. Не убогий, типичный для Дома, а настоящий, хотя и без излишеств – с креслами и рабочим столом, на котором стоял компьютер.

И телефон!

Внутри никого не было.

Джоан решила рискнуть. Быстро заскочив в кабинет и захлопнув за собой дверь, она схватила трубку и быстро набрала номер сотового телефона Гэри.

Девочка в коридоре закричала, вместо слов издавая резкие бессвязные звуки. Джоан поняла, что у нее в распоряжении всего несколько секунд. Один гудок, второй… Девочка распахнула дверь и вбежала в комнату, попыталась хлопнуть рукой по телефону и оборвать звонок. Джоан оттолкнула ее, и девочка с криком зашла с другой стороны, призывая на помощь так, как умела.

Авессалом и двое мужчин возникли на пороге в тот момент, когда гудки прекратились и включилось записанное сообщение: «Привет. Это Гэри. Я не могу…»

Один из мужчин бросился к телефону, второй остался сторожить дверь. «Гэри! Я…» – крикнула Джоан, но трубку уже вырвали из рук, а ее саму толкнули на стол с такой силой, что перехватило дыхание. Девочка не прекращала вопить, пока мужчины тащили Джоан по коридору.

Джоан доставили в ту же комнату без окон, в которой держали ее с момента доставки в Дом, бросили на кровать и закрыли дверь на ключ.

Еду приносили, пока она спала; пищи хватало на завтрак, обед и ужин. Людей она больше не видела. Джоан понимала, что «одиночная камера» призвана сломить ее дух, и поклялась не сдаваться. Однако пребывание в изоляции – без компьютера, телевизора или радио, с одной Библией – начинало сказываться. Хотелось увидеть уже даже кого-нибудь из Учителей.

Время словно остановилось. Джоан пыталась спать после обеда, а не после ужина, несколько раз заставляла себя бодрствовать и не спать вообще в надежде увидеть тех, кто доставлял еду и выносил «утку». Но за ней, очевидно, наблюдали, потому что ни одна из ее хитростей не сработала – еда прибывала, а «утку» опорожняли, лишь когда девушку сковывала дрема.

Вместо того чтобы заставить ее самой шить себе принятую в Доме одежду, ей выдали готовую – очевидно, боялись доверять иголку. Джоан была бы не прочь заняться рукоделием, это помогло бы скоротать время, и одежда была бы впору – а так пришлось носить слишком просторные блузу и штаны. Прежняя одежда загрязнилась, и надевать ее стало неприятно.

На следующее утро джинсы и рубашка исчезли.

Джоан грезила наяву, вспоминая о поездке на пляж, гадая, где сейчас Гэри – здесь, в Доме, в комнате общежития, в аудитории, добивается, чтобы ее начали искать, в полицейском участке? – как вдруг дверная ручка неожиданно пошевелилась. Девушка соскочила с кровати и уставилась на дверь. Она много раз представляла себе этот момент, в своих фантазиях хватала настольную лампу и орудовала ей, как дубинкой или копьем, но вот долгожданный момент наступил, а она к нему оказалась совершенно не готова.

Дверь распахнулась, пропуская Авессалома.

На этот раз он не улыбался.

Старец держал в руках веревку с намордником.

– Тебя желает видеть Отец, – сказал он.