— Ускорим, — пообещал я. — Даю слово. Деньги есть в стране, только на ветер их бросать не надо. В дело вкладывать.

— На ветер — это куда? — поинтересовался Береговой.

— Например, в качестве безвозмездной помощи развивающимся странам, — сказал я. — Миллиарды же впустую улетают. Лучше базу на Луне построим и миллиарды заработаем.

— Это политика, — поморщился Береговой. — Советую не лезть, Серёжа. Съедят.

— Бог не выдаст — свинья не съест, — сказал я. — Ничего, мы аккуратно, вежливо и даже нежно. Нахрапом не полезем.

— Нежно просить деньги на лунную программу — это что-то новенькое, — засмеялся Береговой.

— Учимся у женщин, учимся, — сказал Быковский, и теперь уже засмеялись мы все.

Мы проговорили ещё долго, обсуждая детали предстоящей лунной программы. Космонавты, наконец, поверили, что мальчишка, которого они видят перед собой, не просто гений-самоучка, который случайным образом набрёл на изобретение века, а человек с системным подходом. Пусть и очень молодой. Но испугать молодостью их было трудно. Эти люди и сами были до сих пор молоды. Даже фронтовик Береговой. По одной простой причине: они не разучились мечтать.

— Так что насчёт моего полёта на Луну, Георгий Тимофеевич? — спросил я, когда наша встреча подошла к концу. — Возьмёте, если всё получится? По-моему, это будет справедливо.

— Как у тебя со здоровьем?

— Лучше всех. И это не преувеличение. Могу прямо сейчас подтянуться на одной руке пять-семь раз.

— Ты спортсмен, что ли? — спросил Береговой.

— Не без, — ответил я. — Спорт люблю.

— Знаешь, как говорил наш начальник лётного училища? — спросил Быковский. — Если лётчик ходит, он уже спортсмен.

— Не понял, — сказал я.

— Травмы, — пояснил Береговой. — Спорт — это прекрасно, но он связан с травмами. Если лётчик получил травму на футбольном поле или, там, гимнастическом снаряде, его не допустят к полётам, пока травма не заживёт.

— Теперь понял, — сказал я. — Но я не лётчик. А космонавты не каждый день в космос летают, чтобы мелких травм опасаться. К тому же лично мне мелкие и даже крупные травмы вообще не страшны.

— Это ещё почему? — поинтересовался Береговой.

— После клинической смерти организм приобрёл способность к сверхрегенерации. На ходу всё заживает, куда там собаке. Как-нибудь продемонстрирую.

— Час от часу всё интереснее и интереснее, — сказал Быковский.