Спины появившихся были обтянуты традиционными кожаными куртками, шевелюры скрывались под черными шерстяными шапочками. Неопрятные клочковатые лопаты бород покоились на груди.

После взаимных рукопожатий с русскими (неприятная, но необходимая процедура) «гости» расположились у машины полукругом, прижав милиционеров к открытой двери фургона, внутреннее пространство которого было разделено цветной шторкой. Кто и что находилось за ней, было неизвестно.

Разговор начал высокий пожилой чеченец со шрамом на лице. Начинавшийся у переносицы, он косо пересекал лоб и терялся в седых волосах.

– Кто командир будет? – без обиняков спросил он.

– Ну, я, – ответил Некрытов, слегка напрягшись: кто знает, что последует за вопросом.

– Скажи, дорогой, ты с кем воевать собрался? – чеченец пальцем указал на крышу, где разместились гранатометчики. – Ваши люди и раньше стояли тут, но такого не было.

– Что тебя так обеспокоило?

– Здесь мирные жители, они не воюют с вами. Зачем вам еще оружие?

– Те трое, которых снял снайпер, кашей подавились? – резко парировал Некрытов.

Ответ седовласому не понравился. Он достал из кармана пачку «Бонда» и стал срывать прозрачную обертку.

Волнение, первоначально охватившее Некрытова, постепенно улеглось. Видя нервозность чеченца, он почувствовал себя увереннее.

– Подожди, не горячись. – распечатав пачку, чеченец протянул ее милиционерам. – Угощайтесь. Поговорим по-хорошему.

Закурили. Молча глотали терпкий дым заграничных сигарет.

– Что вы хотите? – спросил Новиков, прерывая затянувшуюся паузу.

– Верните гранатомет и зенитку в полк.

«Вот сволочи, все им известно», – подумал Некрытов, а вслух произнес:

– Этого не будет. Не для того брали, чтобы вернуть на следующий день. Ради чего?

– Ответь тогда, зачем вам такие игрушки, вам что, плохо жилось без них? – спросил чеченец, выбрасывая окурок.

– Зенитка и гранатомет нужны нам только для собственной безопасности, – ответил за командира Новиков.

Боевик презрительно взглянул на комиссара и цвиркнул слюной на подернутую изумрудной травой землю. Остальные, не вмешиваясь в диалог, хранили молчание.