Хелен заявила, что занята, а иначе пришла бы с удовольствием. Запирая машину, Гай взглянул на нее и увидел, как она опирается на руку Бруно, переобуваясь в мокасины. Бруно протянул Энн мешок с пивом, будто собираясь уходить.

Светлые брови Хелен в смятении взметнулись двумя желобками:

— Разве вы не едете с нами?

— Я не так одет, — слабо запротестовал Бруно.

— На яхте полно штормовок, — сказала Энн.

Им пришлось взять лодку на пристани. Гай с Бруно заспорили, кому грести, — вежливо, но не желая уступать. Хелен предложила им грести вместе. Гай греб глубоко и с размахом, и Бруно, сидя рядом с ним, на средней скамейке, весь сосредоточился, стараясь попадать в такт. Гай ощущал, как по мере приближения к «Индии» растет странное возбуждение Бруно. Два раза с него сдувало шляпу — наконец он встал и торжественно зашвырнул ее в волны.

— Все равно я шляпы терпеть не могу! — сказал он, покосившись на Гая.

От штормовки Бруно отказался, хотя волны то и дело захлестывали за борт. Было слишком ветрено, чтобы ставить парус. «Индия» вошла в Зунд под парами, и Боб стоял у штурвала.

— Выпьем за Гая! — вскричал Бруно, как-то странно запинаясь и захлебываясь. — Гай с утра подметил это за ним, еще с телефонного разговора. — Приветствую, поздравляю! — Он вдруг извлек очень красивую, с орнаментом из плодов, серебряную фляжку и протянул ее Энн. Как некий мощный, но грубо сработанный механизм, он никак не мог вписаться в нужный темп. — «Наполеон». Пять звездочек.

Энн отказалась, но Хелен, которая успела уже продрогнуть, выпила немного, за ней — Боб. Стоя под навесом, Гай держал руку Энн, спрятанную в варежке, и старался ни о чем не думать, ни о Бруно, ни о дамбе, ни о море. Он не мог смотреть, как Хелен кокетничает с Бруно, а Боб, стоя у руля, улыбается вежливо и немного смущенно.

— Все знают «Туманную росу»? — спросил Бруно, суетливо отряхиваясь, — вода попала ему на рукав. Глотнув из серебряной фляжки, он внезапно опьянел, словно переступил черту.

Бруно был обескуражен: никто больше не желал отведать его отборного коньяка, никто не хотел петь. Доканало его то, что Хелен заявила, будто «Туманная роса» наводит тоску. Он любил «Туманную росу». Ему хотелось петь, кричать, что-нибудь делать. Когда-то еще они соберутся все вместе, как сейчас? Он и Гай. Энн. Хелен. И друг Гая. Нахохлившись, Бруно забился в угол и стал озираться вокруг — на тонкую линию горизонта, которая то появлялась, то исчезала в бушующих волнах, на уменьшающуюся полоску земли за кормой. Он попытался было взглянуть на вымпел, что развевался на ветру под самым небом, но от колебаний мачты закружилась голова.

— Когда-нибудь мы с Гаем перевернем весь мир, как слюдяной шарик, и завяжем на нем бантик! — провозгласил Бруно, но никто его не слушал.

Хелен болтала с Энн, показывая руками что-то круглое. Гай объяснял Бобу устройство мотора. Когда Гай наклонился, Бруно заметил, что борозды на его лбу стали глубже, а глаза по-прежнему глядели печально.

— Да разве ты до сих пор ничего не понял? — Бруно потряс Гая за руку. — Неужели ты и сегодня должен быть таким серьезным?

Хелен начала было о том, что Гай всегда серьезный, но Бруно грубо оборвал ее: какого черта она суется, если не знает, до какой степени Гай серьезен и почему. Энн улыбнулась — Бруно с благодарностью улыбнулся в ответ и снова достал фляжку.

Но Энн продолжала отказываться, и Гай — тоже.

— Я принес это специально для тебя, Гай. Думал, тебе понравится, — сказал Бруно с обидой.

— Гай, выпей немного, — попросила Энн.

Гай взял фляжку и отхлебнул глоток.