Его язвительный тон удивил меня, ведь я считала, что у нас с ним сложились дружеские отношения. На глаза навернулись слезы. Как я могла быть такой глупой?
— Нет. Это было очень давно.
Он аккуратно сложил перед собой стопку бумаг. В другой жизни и в другой ситуации — будь я моложе или он старше, — я сочла бы его привлекательным.
— Судебные процессы, связанные с делами об изнасиловании, всегда очень трудны, — сказал он. — И процент осужденных довольно низок, даже если женщина сразу обратилась в полицию и улик достаточно. Но наличие свидетеля очень важно для вынесения окончательного приговора.
Мне, как ни странно, потребовалось достаточно много времени, чтобы понять, чего он от меня хочет. А когда я поняла, то чуть не рассмеялась.
— Но вы же не можете… Вы ведь не можете позволить жене давать показания против мужа?
— Принудить вас к этому никто, разумеется, не вправе. Другое дело — добровольно. Это внесет ясность. И даст определенный посыл.
Когда-то давно Викс говорила мне то же самое… Нет, не давно, а совсем недавно, но кажется, с тех пор прошла целая вечность. Что она подумала бы обо мне сейчас?
— Нет, я не могу этого сделать.
Я опять билась о барьеры, которые запретила себе пересекать, и не стану делать этого, если только меня не вытолкнут за них насильно. Жизнь неуклонно заворачивала налево.
Он долго смотрел на меня, потом встал.
— Я на связи, миссис Моррис. Если вы передумаете или вспомните что-то о смерти Марты, дайте мне знать.
Я никогда раньше не бывала в тюрьме. Я повторяла это про себя, словно нечто забавное. Вот, мне уже сорок три, а я ни разу не оказывалась в тюрьме! В комнате ожидания сидели и другие женщины, большинство моложе меня, но некоторые с внуками.
Матери ждали встречи с сыновьями, которых родили и вырастили и которые теперь попали за решетку. Я попыталась представить себе Бенджи в этой комнате с мигающими лампами и автоматами с едой, заляпанными отпечатками пальцев, с ящиком унылых игрушек в углу. Но не смогла. Бенджи никогда не окажется в таком месте! Именно для того, чтобы этого не случилось, и предназначены все эти уроки фортепиано, сказки на ночь и визиты к зубному. Но потом мне пришло в голову, что и Джейка я никогда не могла бы представить здесь.
Очень скоро после моего разговора с констеблем Дивайном пришла эсэмэска от Карен — платеж за оказанную услугу. «Он увидится с тобой» — вот и все, что она написала. Облегчать мне задачу она не собиралась. Я должна была убедить его сама.
Все-таки он находился не в той тюрьме, где содержат взрослых преступников. Мне никогда не приходило в голову, какое важное значение может иметь пара месяцев в ту или иную сторону при рождении человека. По сравнению со взрослой тюрьмой здесь была просто школа, где тебе давали по шее, демонстрируя своего рода суровую любовь. В этой тюрьме не было насильников, воров и убийц. Но Джейк рискует оказаться среди них, если его осудят. Ему уже исполнилось восемнадцать, и он ударил Майка ножом в печень, почти убил его. И Джейк это спланировал. Срок за такое точно будет долгим, если я не вмешаюсь.
Вдруг все женщины в комнате встали, словно по сигналу, которого я не слышала. Я тоже вскочила. И тут же застеснялась своих дорогих туфель, будто все непременно должны были обратить на них внимание. На лбу выступил пот, во рту пересохло. Появилось ощущение, что меня загнали в ловушку. Хотя после встречи с Джейком я смогу уйти домой. А вот он отсюда уйти не сможет.
Открылись двери, и охранница со скучающим видом выставила вперед детектор, как во время досмотра в аэропорту. Мы все выстроились в очередь, Я шаркала подошвами, держа в руках пластиковый пакет, моя сумка за шестьсот фунтов осталась в камере хранения. И само это место, и моя собственная реакция на него приводили меня в ужас.
Женщина, шедшая передо мной, была одета в штаны с щеночками, похожие на пижамные, и топик, из которого выглядывала грудь, обвисшая до талии. Волосы у нее были покрашены в фиолетовый цвет. А вот возраст определить было невозможно. Она вполне могла оказаться как моей ровесницей, так и на десять лет старше или моложе. Детектор среагировал на ее огромные золотые сережки, и ей велели отойти в сторону.
— Я… простите…