Эти письма, как указывает в своих заметках Симонов, были переданы ему вдовой Левашова, бывшего ученика и ближайшего доверенного И. Е. Репина, Ольгой Александровной Левашовой. И все они до единого аккуратно переписаны с оригиналов рукой профессора Александра Корнильевича Симонова и сопровождены его комментариями.
«Десятки раз, — пишет он, — я перечитывал эти послания великого художника и чем больше вдумывался в содержание этих писем, тем ближе и понятнее становился наш Илья Ефимович, художник и гражданин, художник — патриот Родины, своего города Чугуева».
С какой же целью Александр Корнильевич, уже старый и больной человек, переписывал, перечитывал и вдумывался в содержание широко известных писем Репина? Об этом я расскажу ниже.
Нелегко прошли детство и юность Симонова. Потеряв в раннем возрасте родителей, он воспитывался на средства тетки-швеи, проживавшей в Гадячском уезде на Полтавщине. Почувствовав призвание к живописи, юноша укатил на свой страх и риск в Москву, где ему посчастливилось поступить в художественное училище. Не имея ни родственников, ни знакомых в Москве, он ютился в нищих кварталах «Драчевки», в знаменитых ляпинских общежитиях для бедных студентов. Его учителями были Коровин, Врубель, Сергеев-Иванов, Жолтовский. Закончив с отличием училище, Симонов стал учителем живописи в художественной школе, а затем на собственные сбережения отправился в Париж, в Академию художеств Франции. После Парижа — Москва, Петроград, Симбирск, Харьков. И всюду самоотверженная преподавательская работа, и всюду разделенный пополам со своими студентами кусок нелегко заработанного хлеба.
С первых же дней установления Советской власти на Украине Александр Корнильевич, забросив на время палитру, ездит по поручению украинского правительства из города в город, из поместья в поместье, настойчиво разыскивая и собирая бесценные сокровища культуры: картины, гравюры, скульптуры великих мастеров, становится государственным хранителем знаменитой Харьковской картинной галереи.
Страна строит Днепрогэс, и уже немолодой Александр Корнильевич Симонов отправляется туда, чтобы запечатлеть в портретах первых строителей, обуздавших днепровские пороги. На его полотнах возникают донецкие шахты, новостройки Харькова и Запорожья, он пишет панно и панорамы светлых городов будущего. Его жанр — пейзаж, но пейзаж тематический, с участием человека.
«Всюду человек, — пишет он в одной из своих заметок, — человек хозяин природы».
Свыше пятидесяти лет родоначальник советского индустриального пейзажа профессор Симонов отдал воспитанию молодежи в художественных и архитектурных вузах страны. И всюду сеял доброе, вечное, мудрое…
Не успев эвакуироваться во время войны из Харькова, художник, оставаясь в оккупированном городе, становится незаметным, но грозным обвинителем и обличителем фашистского режима. И только самые близкие ему люди знали, что в дни гитлеровского разбоя на Украине, в тихом холодном особняке на окраине города, скрытно от врага, создаются полотна, одно название которых свидетельствует об отношении автора к войне и фашизму: «Воздушная тревога», «Старик в убежище», «Развалины», «После бомбежки», «Оккупанты», «Фашисты ушли», «Голова партизана»… Я смотрю сейчас на одну из картин Симонова из серии «То, что не должно повториться», и передо мной возникает опаленное войной небо Харькова, небо 1942 года. Обугленные руины, зияющие воронки, распростертые тела убитых. И на переднем плане, в отблесках пожарищ, одинокая фигура удивленного мальчика, чудом уцелевшего после варварской бомбардировки. Его полные немого укора глаза устремлены в небо. Прислушиваясь к нарастающему гулу вражеских самолетов, он судорожно прижимает к груди лохматого щенка, своего единственного оставшегося в живых друга…
Сколько чувства и мысли, экспрессии и таланта, любви к человеку, ненависти к войне и фашизму вложено в этот небольшой холст!
Годы и тревоги, потеря любимого человека — жены, недуги заставили старого художника удалиться на покой, навсегда поселиться в тени кипарисов и магнолий, в благодатной Абхазии.
— Сидеть у моря сложа руки, в ожидании погоды и… спокойной смерти. Нет, пока во мне теплится хоть немного жизни и глаза не потеряли ощущения мира, я хочу быть полезен людям, не томить их своей старостью, а доставлять радость, — говорил восьмидесятилетний Александр Корнильевич.
В одном из своих этюдных альбомов старый художник сделал следующую запись:
«Я все так же, как в самой ранней юности, люблю свет, люблю истину, люблю добро и красоту, как самые лучшие дары нашей жизни. И особенно искусство…»
Чьи эти слова? Знаменитые репинские строки из его переписки со Стасовым!
С появлением Симонова в Гагре его тихий особняк над морем превратился в шумный и оживленный художественный салон. Кто только не побывал здесь! Москвичи, ленинградцы, харьковчане, тбилисцы, сибиряки, одесситы. Его настежь раскрытые двери охотно принимали здешних учителей, врачей, рабочих, колхозников. Но чаще всего на даче престарелого профессора собирались начинающие художники. Безвозмездно и бескорыстно, вкладывая всю душу, Александр Корнильевич передавал свои знания и опыт молодежи. Спартанская жизнь, неимоверное трудолюбие, строжайшая экономия во всем, что касалось его лично, но необыкновенная щедрость к другим.
Сколько раз местные жители видели: едва забрезжит рассвет над морем, художник с неизменной палитрой появляется на берегу. Может быть, в эти тихие предутренние часы, наполненные прохладой гор и морской негой, и зародилась у него мысль основать в городе картинную галерею.
И вот в местной газете появляется следующее письмо Александра Корнильевича:
«Я — старый художник, профессор, выйдя на пенсию, обосновался на постоянное жительство в Гагре. Руководимый искренним желанием быть общественно полезным, я, в порядке личной инициативы, задумал основать здесь уголок по изобразительному искусству. У меня создались условия и материальная возможность собственными силами, на базе моих работ, осуществить это начинание. Наряду с творческой стороной я подготовил для экспозиции помещение, сделав пристройку в моем доме. В настоящее время у меня имеется около ста моих работ по живописи, картины старых русских мастеров, уникальная библиотека по искусству и некоторое количество предметов индустриального искусства — фарфор, бронза, мебель. Я мыслю и верю, мое скромное начинание, мое творчество, став общественным достоянием, послужит зерном, из которого коллектив вырастит плодоносящее дерево культуры, имя которому будет картинная галерея в Гагре. Это — моя мечта».
Инициатива Симонова встретила самую горячую поддержку общественности. Абхазские художники предложили передать в дар вновь создаваемой галерее по одной своей работе. В редакцию посыпались письма с такого же рода предложениями из других городов страны. Ученики Симонова и местные жители взялись безвозмездно благоустроить территорию, подремонтировать усадьбу.