И я ясно поняла, что Шон мне соврал. Стало горько.

– Как скажешь, – болезненно усмехнулась я и отвернулась к окну.

Дальше летели молча. В пентхаус вошли тоже не разговаривая. Шон вытащил из бара бутылку виски (за все время нашего знакомства случай беспрецедентный), откупорил ее и в компании алкоголя скрылся в своей «крепости». Я покачала головой и, ощущая себя смертельно усталой, направилась в душ. Горячие струи воды согревали и успокаивали, хотя не так сильно, как хотелось бы. Я решила, что не стану изводить себя тревожными мыслями, а просто отправлюсь спать. Завтра на свежую голову ситуация будет видеться под другим углом.

Сон не шел. Я ерзала на кровати, ворочалась с боку на бок, обнимала подушку, надеясь, что смена позы поможет приманить Морфея. Но ни Морфей, ни господин Феррен заглядывать ко мне в спальню не спешили. Я представляла, как Шон сидит один в своем рабочем кабинете и медленно, но неотвратимо напивается, параллельно проверяя баланс счетов (до меня долетел обрывок его разговора с банкиром, которого он поднял на ноги в такой час), а может, и работает над новым проектом, и у меня внутри все сжималось. В конце концов, не выдержала и направилась к нему. Осторожно толкнула дверь и, словно тень госпожи Мартинез, проскользнула в комнату.

Шон сидел на стуле со стаканом виски в руке, свесив голову и блуждая стеклянным расфокусированным взглядом по чертежу на хрустальном свитке. Компьютер был включен, на столе валялся опустевший пузырек с изумрудным эликсиром. От этого зрелища стало больно, а злость и обиды отошли на задний план.

– Шон, – тихонько позвала я. Он не отреагировал. – Шон! – Я подошла ближе.

Медленно присела. Осторожно, чтобы не испугать, коснулась его колена.

– Уже поздно. Идем спать.

Он пошевелился. Плохо скоординированными движениями отложил хрустальный лист с наброском какого-то прототипа в сторону, тяжело посмотрел на меня.

– Мне надо доделать проект. Это важно.

Я грустно улыбнулась.

– Ты так уничтожишь свое сердце. Иногда надо отдыхать.

Шон отрицательно мотнул головой.

– Я за тебя беспокоюсь. Не могу заснуть.

Он промолчал, продолжая скользить по мне мутным, болезненным взглядом.

– Как знаешь, – тяжело вздохнула я и покинула «крепость».

Шон пришел через полчаса. Рухнул на кровать прямо в одежде. Сгреб меня в охапку, притянул к себе, крепко обнял, поцеловал, обдав горьким ароматом виски, и уткнулся носом мне в волосы. Такого прежде никогда не бывало. При других обстоятельствах я бы почувствовала себя невероятно счастливой, но… Шон был никакой и из-за усталости, алкоголя плохо понимал, что делает. Однако его хриплый шепот намертво впечатался в мою память.

– Все будет хорошо, Карина. Это ничего не меняет… Я все решу. Я знаю, что нужно делать…

Под звуки родного убаюкивающего голоса, в коконе из тепла и тяжести его тела я провалилась в сон. А когда проснулась, первым делом направилась в душ. Привела себя в порядок, переоделась, вернулась в спальню. Шон по-прежнему спал.

Я покачала головой, поправила одеяло и отправилась на кухню. Позавтракала, потом, вспомнив наш разговор в машине, решила перечитать страницы с загнутыми уголками из монографии Гальперина. Когда шла по коридору к стеллажу с книгами, увидела сквозь распахнутую дверь его кабинета валявшиеся на полу чертежи. Шон просил без разрешения туда не входить, но их неприкаянный вид вызывал во мне странные чувства.