Сэм механически поднялся и принялся начислять; с моей любезной помощью, ибо я опасался, что из-за его расстройства чувств мне может достаться не та марка скотча, а это вполне испортило бы мне вечер.

Мы поглощали напитки в молчании — уважительно, как дальние родственники, потчующие друг друга запеченной ветчиной после похорон.

— О, и Виолетта еще кое-что сказала, — произнесла Иоанна. Мы перестали поглощать: Иоанна по своему произволению способна заставить большинство людей прекратить большинство занятий, даже не повышая голоса. Интересно, почему это. — Да, именно, — продолжала она. — Бедняжка сказала, что узнала его голос.

— Что? — вскричали двое из нас троих.

— Да. — Красивые глаза Иоанны невинно танцевали, бесцельно оглядывая комнату, натыкаясь на все и всех, за исключением Сэма. — Вернее будет сказать, что посреди тревожной болтовни о ее матушке и так далее она вдруг сообщила: «Я бы узнала этот голос где угодно, где угодно; я не могла ошибиться», — или что-то вроде. — Иоанна умолкла; слишком надолго.

— Чей же он, бога ради? — наконец проворчал Джордж.

— Этого она не сказала. Вероятно, просто имела в виду, что узнает его снова.

Мое воспоследовавшее молчание было озадаченного сорта; молчания Сэма и Джорджа, по всей вероятности, были просто брезгливыми, но наверняка тут ни за что не скажешь.

Озадаченность же моя была вызвана тем фактом, что Иоанна говорила своим теплым, правдивым, настоящим голосом, которым она пользуется, лишь когда лжет. Что, естественно, бывает нечасто; с такой внешностью и такими деньгами к чему беспокоиться?

У меня сложилось ощущение — неодолимо, — что в комнате началась запутанная цепная реакция, и я не вполне могу ее проследить, ибо не понимаю, чего ищу. Вовсе не был я уверен и в том, что известно Иоанне, но мне было ясно: она тут больше меня в своей тарелке. Через некоторое время я задрал лапки, разок-другой мысленно сказав «хей-хо», и применился к Сэмову скотчу.

Как хороший гость, я удостоверился, что и Сэм потребил вкусной жидкости в достатке, дабы ночной отдых его был крепок, невзирая на обстоятельства; после чего мы ускользнули.

Иоанна отправилась почивать; поцеловав меня, но без нежности.

Джок еще не ложился — он заваривал «старшинский»: это такая разновидность чая, которой можно насладиться, лишь вернувшись из караула на январской заре, — наидешевейший сорт индийского чая, вскипяченный с сахаром и сгущенным молоком. Совсем не похоже на тот чай, который известен нам с вами, но очень полезен, очень. Я с томленьем смотрел на него.

— Вы ж такого точно не хотите, мистер Чарли, — сказал Джок. — Вам захочется а-а.

Я зыркнул на него.

— Ты подслушивал у замочных скважин? — негодующе вопросил я.

— Нет, конечно. Я слышал, мадам так выражается на людях, и частенько.

— Фу.

— Ну.

Я отвернулся.