Вот так, выбирая между тем, за каким из зайцев погнаться профессор в итоге остался один на опушке с пустыми руками. И с ним подобное случилось уже не впервые. Как-то в молодости он попал в число лучших студентов университета. Юрию Георгиевичу предложили за счёт учебного заведения на неделю отправиться либо в Германию, либо в Италию. Пока он размышлял, что же лучше выбрать, свободных мест не осталось, и те зимние каникулы в итоге Юрий Георгиевич провёл дома, а более проворные студенты, разобравшие всё в первый же день, наслаждались видами Берлина и Рима.
Также и сейчас вместо того чтобы проводить время с семьёй в объятиях любимой жены или, в конце концов, на любимой работе рядом с любящей женщиной, он сидел в полутемном помещении небольшой камеры, ожидая отправления на корабль, словно ссылки. И всему виной была его нерешительность на принятие окончательного решения, боязнь возложения ответственности на себя. Постоянно ему что-то мешало определиться, из-за чего он всё время метался из стороны в сторону.
По шуму, доносившемуся снаружи, Юрий Георгиевич понял, что начались заключительные приготовления к отправлению. По словам Котова вылет к месту корабля должен был состояться завтра утром. Значит сегодня была последняя ночь. И как он её проведёт? На узких нарах! Профессор, обхватив голову руками, завалился на кровать.
“Почему нельзя было взять Марину с детьми? Почему только один корабль?- размышлял Юрий Георгиевич.- Почему такая спешка? Что они задумали?”
Когда человек лишается возможности двигаться освободившаяся энергия ищет себе иной вариант выплеска и, как правило, происходит это через увеличивающуюся мозговую активность. Будучи лишенным возможности заняться хоть какой-то деятельностью в крошечной камере Юрий Георгиевич принялся размышлять о том, что произошло с ним с момента раскрытия жёлтой папки. Он пытался сопоставить диалоги и фразы, услышанные им от разных людей, с тем, что видел и тем, что делал.
Юрий Георгиевич никогда не понимал, к чему была такая спешка. Но последние слова Котова о том, что на Земле он долго не протянет, проливали хоть какой-то свет на причины, побуждавшие ускориться с отправлением. “Неужели война это реальность, а не просто запугивание друг друга в политических играх?”- размышлял профессор.
Также Юрий Георгиевич не понимал, почему нельзя было запустить несколько кораблей меньшего размера. Ведь это было не только намного проще, но и экономически целесообразнее. Но тут он вспомнил, что то ли Котов, то ли Зельцин говорили о том, что запуск может быть только один, что несколько запусков произвести невозможно. Он ещё тогда очень удивился этому, но настаивать не стал. Вроде бы кто-то заметил когда-то, что это может быть связано с тем, что запуск должен состояться в полной секретности. А врасплох можно сделать что-то только однажды.
Вдруг перед Юрием Георгиевичем промелькнула фраза, написанная Николаем в прощальном письме, о том, что конечная цель всего проекта Земля. А также он вспомнил давно сказанную Андреем Ивановичем фразу о том, что Земля встретит нас чистой, вылеченной и такой же светлой, какой она когда-то была. Он точно не помнил формулировки, но смысл был примерно такой.
“Что же может вылечить планету?- продолжал терзаться сомнениями Юрий Георгиевич.- Людей ведь меньше не станет, на Ферус всё равно всех не перевезешь. Другие планеты? Но их поиск и освоение займёт десятилетия. Нет, не то… Разве что…”
Профессор резко встал с кровати. Дыхание у него перехватило, а лицо стало белее простыни, на которой он лежал.
- Полномасштабная мировая ядерная война,- еле слышно повторил Юрий Георгиевич слова Котова, сказанные им при последнем разговоре.- Боже мой. Это же не экспедиция! Это эвакуация! Эвакуация! Они просто улетают! Улетают, чтобы переждать и потом вернуться. Они всех бросают на произвол судьбы! Все умрут… Все… Позовите Котова!- начал бить кулаками в дверь камеры Юрий Георгиевич!- Сволочи! Там моя жена и дети! Там миллионы людей! Твари… Там моя семья!
***
Через тридцать минут дверь открылась и в камеру ударил ослепительно яркий свет. Охрипший от криков Юрий Георгиевич повалился на пол и отполз в сторону кровати. В камеру вошли двое сотрудников службы безопасности, в одном из которых Юрий Георгиевич узнал Максима, с которым у него сложились более или менее дружеские отношения в последние дни работы над проектом.
Они взяли его под руки и вывели в соседнее помещение, где за столом уже сидел Котов Андрей Иванович. Пристегнув наручниками профессора к подлокотникам стула они удалились.
Перед первым советником президента сидел профессор, изменившийся до неузнаваемости. Двухдневная щетина, взъерошенные волосы, впавшие от бессонницы глаза с отяжелевшими веками. Помятая одежда. Он даже осунулся от нехватки калорий и питательных веществ в последние дни.
- Вы хотели меня видеть снова?- полюбопытствовал Андрей Иванович.- Вот я здесь, перед вами. Мне сообщили о том, что вы немного двинулись рассудком. И судя по вашему внешнему виду это не исключено?
- Мой рассудок более чистый, чем когда-либо,- парировал Юрий Георгиевич.- Теперь мне всё стало ясно. Абсолютно всё.
- Тогда к чему все эти крики про смерть?- сохранял невозмутимость Андрей Иванович.
- Вы нас всех обманули,- попытался взять себя в руки Юрий Георгиевич.- Никакой экспедиции нет. Это всё ложь.
- Почему же нет. Есть. Как полёт на Ферус называть, так это уже дело каждого. Можете говорить, что это экспедиция или исследование. Можете называть эвакуацией или даже бегством. Суть от этого не поменяется.