– Держи. – Она достала из бардачка полупустую, на удивление прохладную литровую бутылку и протянула мне, не оборачиваясь. – С газом, как ты любишь.

– Мерси. – Я принялся отвинчивать крышечку. – Слушай, а куда подевались знаменитые ма-асковские пробки?

– Так лето же. – Дина стряхнула пепел в окошко. – Ма-асквичи все разъехались, кто в Турцию с Египтом, кто на малую родину – в колхоз. По ягоды, – с удовольствием съязвила потомственная столичная штучка.

– Точно! Забыл. – Я приник к горлышку, сделал несколько жадных глотков и вдруг едва не поперхнулся.

Так уж вышло, что я поймал в зеркале над водительским сиденьем взгляд моей верной подруги, брошенный мельком. Внимательный такой и арктически холодный. То ли показалось мне со страху, то ли… А потому пить я на всякий случай прекратил, зато начал старательно изображать, будто продолжаю.

– Хорошо-то как! – Я наконец-то оторвался от бутылки, перевел дух, щедро плеснул воды на голову, потом умылся и протер грудь в разрезе рубашки.

Потом я опустил руку и принялся незаметно сливать воду на краешек сиденья.

– А ты как поживаешь, любовь моя?

– Нормально, – отозвалась она и выщелкнула окурок на дорогу. – Полный порядок.

– Дел-то много?

– А что?

– Боюсь, появился не вовремя со своими проблемами.

– Твои проблемы – мои проблемы, – с восточным акцентом отозвалась Дина. – Не парься по этому поводу. Во‑первых, мы с тобой не чужие…

– А во‑вторых?

– А во‑вторых, у меня как раз перерыв в работе. Так что я свободна как ветер. – Барышня заехала во двор, лихо припарковалась между «Газелью» и стареньким «Ситроеном» и распорядилась: – На выход с вещами, ловкач!

– Как скажешь. – Я вышел наружу, наклонился, чтобы взять с сиденья сумку.

Тут меня очень даже основательно болтануло и бросило в жар.

– Что такое?

– Ерунда, просто жарко, – бодренько отозвался я и на ватных ногах пошел за ней к подъезду.

В лифте мне окончательно поплохело. Пол под ногами вздыбился, стенка кабины врезалась в спину.