Ориентировочно часа в два дня я пожевал вяленой оленины с орехами, затем, чуть погодя, выпил кисло-сладко-горький отвар, который стоял подогретым на буржуйке. Подбросил в печку дровишек и снова улёгся на топчан, натянув одеяло до подбородка. Не заметил, как затянула дремота.

Проснулся от звука открываемой двери. Вернулись Кузьмич и Айва. С пояса охотника свешивался ещё пяток освежёванных беличьих шкурок.

– Как самочувствие? – поинтересовался хозяин зимовья с порога, обметая унты веником из связанных пучком прутьев ивы.

– Ломит, а так – жить можно. Смотрю, охота была удачной?

– Была бы лучше, не упусти я куницу. Вроде и ветка не хрустнула, даже старался не дышать, когда выцеливал, а она возьми и сорвись. Только её и видел… Ну ничего, я место приметил, в другой раз там поохочусь.

– А что за винтовка? Мелкашка небось?

– Она самая, ТОЗ-8, – не без гордости кивнул Кузьмич на своё орудие труда, вешая его на вбитый в стену гвоздь. – Белку в глаз бить – самое то. А зрение меня ещё, слава богу, не подводит.

Охотник занялся приготовлением ужина. На этот раз горячим блюдом была перловая каша с тушёнкой – крупу Кузьмич замочил ещё перед уходом.

– Слушайте, Фрол Кузьмич, – сказал я, потягивая травяной чай, в который уже успел влюбиться. – А почему вы мне помогаете? Ведь если бы сдали меня властям, получили бы какое-нибудь вознаграждение. А так, если узнают, что укрывали беглого преступника, вам самому могут срок впаять.

– А потому что человек ты хороший. Я это ещё там, в тайге понял, когда тебя больного нашёл. Плохих людей я чувствую. Да и Айва, – он потрепал загривок льнувшей к нему собаки, – тоже тебя признала, а у неё чутьё на людей даже получше моего. И ты это… прекращай выкать, а то я себя совсем старым чувствую.

– Договорились, – не смог сдержать я улыбки. – Слушай, Кузьмич, а можно в какой-нибудь лохани нагреть воды, чтобы я смог хотя бы протереться влажной тряпкой? А то после хождения по тайге и потения от отвара уже попахивать начал…

– Это можно, – хмыкнул в бороду охотник. – Лохань найдём, а уж снега вокруг навалом, на печке погреем. Да и я заодно обмоюсь, тоже запаршивел порядком.

Этот вечер мы посвятили банным процедурам, насколько это было возможно в таких условиях. С потом и грязью я словно смыл с себя и болезнь, на следующий день почувствовав себя уже вполне бодрым, за исключением лёгкой слабости. Даже рискнул сделать зарядку в технике цигун, немало тем удивив хозяина зимовья, который забился в угол, оттащив туда и стол, чтобы дать мне побольше пространства. Зарядку я закончил медитацией.

– Что ж это за упражнения такие? – поинтересовался он.

– Восточные практики, – не подумав, брякнул я. – Индия и Китай, там всё это и зародилось.

– Ты что ж, и в Индии с Китаем бывал?

– Э-э… Да нет, это мне показал один моряк, который в Южном Китае жил почти год и научился у местных монахов.

– Гляди ты, – покачал головой Кузьмич.

После занятий энергия меня переполняла, и я попросил хозяина придумать мне какое-нибудь занятие.

– Чем же тебя занять-то, – задумчиво почесал тот пятернёй в своей шевелюре. – Даже и не знаю. Шкурки обрабатывать ты не умеешь, а боле и делов-то нет. Может, книжку тебе дать почитать? Завалялась тут у меня одна, я её отроком ещё почитывал от скуки.