— Я не знаю.
— Ноги просмотрели?
— Да. Маришелль… — так неожиданно вкусно разлилось на языке ее имя, будто теплая карамель с солью, — говорила, что, может, даже на губе или копытах.
— Первое почти не практикуют — не приживается… Сейчас я подойду.
Он показался у входа с маленькой лестницей и вскоре уже оказался в стойле.
— Мне казалось, что у него в ухе что-то есть, похожее на тавро, но он не дается…
Сердце пропустило удар, и еще один… дыхание сбилось, и он тряхнул головой.
— Что происходит? — насторожился вернувшийся Айзек. — Киран? Тебе плохо?
— Я поговорю с конем, а ты загляни в ухо, — тяжело дыша, выдохнул он.
Айзек забрался на лестницу, а он уперся лбом в бок Кролика:
— Хочешь домой, приятель? Соскучился по Маришелль? — ему казалось, что он тут и упадет. Если сейчас Айзек скажет…
— Кир… — он вцепился в гриву Кролика, чувствуя, как темнеет перед глазами, — это оно.
Эпилог
Он отряхнул руки от муки и чертыхнулся — зачем отряхивал, если все равно собирался запустить пальцы в тесто? Голова ни черта не соображала, руки тряслись и потели — боялся, что из его затеи приготовить завтрак ничего не выйдет. Но впервые за долгое время решил вернуться к этому ритуалу, а повод действительно был. Он снова покосился на результаты медицинского обследования, валявшиеся на столе, и взялся за миску с тестом.
Сегодня снова готовил ей пиде. С медом, сыром, корицей. Пытался успокоиться и взять себя в руки, и не мог. С некоторых пор все, что связано с этой женщиной, выводило из себя. Даже его разборки с прокуратурой, следствием и «Текрокомом» не приносили столько беспокойства. Да и не о чем там было беспокоиться. Дрейк уже был за решеткой, обвинения — сняты, новых не прибавилось, а значит — второй шанс на жизнь был выдан в полном объеме. Он уже объявил о продаже «Текрокома», только еще не сказал об этом Элль.
Стоило ей пожаловаться на самочувствие, он извелся за те пару дней, что ждал результатов ее обследования.
Взгляд снова скользнул по заключению, и губы сами растянулись в улыбке. Интересно, что она скажет?
Вдруг маленькие ладошки оплели со спины, и она прижалась всем телом, утыкаясь между лопаток.
— Маришелль…
Ее хриплый смешок пустил по телу такую сладкую дрожь.