Далее шла подпись: «Леонора Мэлэн» и постскриптум:
«Пожалуйста, не рассказывайте моему дяде Корнелиусу, что я вам писала».
Леон почесал подбородок.
– Леон и Леонора, – пробормотал Манфред. – Такому совпадению можно посвятить отдельную главу в вашем исследовании, вы не находите?
Ветреным дождливым утром в среду мисс Мэлэн прибыла на Керзон-стрит, но не одна, а в сопровождении молодого человека, которому суждено было стать четвертым и самым поразительным совпадением.
Тощий тридцатилетний мужчина с неправильными чертами лица и не знающими покоя глазами представился мистером Джоунсом, управляющим ее покойного дяди.
Леонора Мэлэн была поразительно красива. Это первое, о чем подумал Леон, увидев гостью, поскольку ожидал встретить угрюмую простоватую женщину. Возможно, причиной тому было ее имя – Леонора. Мэлэн была явно южноафриканкой. Об этом он догадался бы, даже если бы не встречался до этого с ее дядями и ему не была точно известна их национальность. Не удивительно, что, зная и Корнелиуса, и Руса, он был поражен, увидев стройную яркоглазую девушку с кожей нежной, как персик, и легким румянцем на щеках. Надо сказать, что он был даже рад, что опровержение его устоявшихся представлений о наследственности явилось в столь прелестном обличье.
Она прошла вместе с ним в маленькую гостиную, служившую одновременно приемным кабинетом благочестивых, и села в кресло, которое ей услужливо подвинул изображающий дворецкого Пуаккар, прежде чем выскользнул из комнаты, почтительно и бесшумно прикрыв за собой дверь.
Часто моргая, она посмотрела на Леона и улыбнулась.
– Вы ничем не сможете мне помочь, мистер Гонзалес, но мистер Джоунс считает, что мне непременно следовало повидаться с вами, – сказала она, бросив доверчивый взгляд на своего неприятного спутника, что очень не понравилось Гонзалесу. – Не самое многообещающее начало, верно? Вы, должно быть, удивитесь, зачем я в таком случае трачу на это время, но дело в том, что сейчас я хватаюсь за любую соломинку…
– Я – очень надежная соломинка, – рассмеялся Леон.
Тут подал голос мистер Джоунс, и голос этот оказался довольно грубым и хрипловатым.
– Дело вот в чем: Леонора должна унаследовать около восьмидесяти тысяч фунтов. Я знаю, что у старика были эти деньги перед смертью. Завещание с вами, Леонора?
Она быстро кивнула, вздохнула, приоткрыла крошечный ридикюль, привычным движением взялась за потертый серебряный коробок, но тут же отдернула руку и захлопнула сумочку. Леон взял со стола портсигар и протянул ей.
– Вы ведь знали моего дядю? – спросила она, беря сигарету. – Бедный дядя Рус, он так часто рассказывал о вас.
– Надо полагать, в самых нелестных выражениях, – предположил Леон.
Она кивнула.
– Да, вы ему не нравились. Он вас побаивался, ведь из-за вас он потерял деньги.
Рус Мэлэн фигурировал в одном из малоинтересных дел, которое как-то расследовал Леон. Рус и его брат Корнелиус в свое время были зажиточными фермерами в Южной Африке, пока на их земле не нашли золото. Они быстро разбогатели, переехали в Англию, выкупили две заброшенные фермы в Оксфордшире, где и обосновались. Из двух братьев именно Рус взял на воспитание дочь их умершей сестры, хотя каждый день он не переставал ворчать и жаловаться, во сколько это ему обходится, потому что, как и Корнелиус, был жутким скрягой и даже на себя не тратил лишнего фартинга. Тем не менее оба брата были ловкими спекулянтами. Порой слишком ловкими. Однажды их алчность вышла за пределы благоразумия, что и привело их в орбиту интересов Леона.
– Дядя Рус, – сказала девушка, – был совсем не таким плохим, как вы думаете. Да, он превращался в ужасного человека, когда речь заходила о деньгах или даже о еде, и жить с ним было довольно нелегко, но порой он был сама доброта, и, знаете, я чувствую себя настоящей свиньей из-за того, что мне приходится иметь дело с его грязными деньгами.