В душе было пасмурно, и он не знал, куда и зачем идти и повернул в покои матери.

Марина оказалась в своих покоях, напоминая больше загнанную в клетку тигрицу, чем опечаленную горем вдову. Желание устроить судьбу Игоря заставляло ее действовать, отодвигая на второй план печаль.

— Сын мой, — всплеснула она руками, — как мне хочется тебя выпороть!

Игорь на всякий случай остался от нее на расстоянии.

— Я надеюсь, — поинтересовался он осторожно, — ты все-таки не станешь распускать руки на Диктатора.

Намек на особое положение его не спас. Марина налетела на сына, обхватила его в объятиях.

— Игорек, как я по тебе соскучилась! Ты почему не посылал никаких вестей?

Высвободив лицо из тканей, Игорь пояснил:

— Я посылал тебе сообщения с гонцами Магистра, но, как мне уже сказали, почему-то они не доезжали. Странно, куда делись три гонца?

— Игорь, ты лукавишь!

Марина, увидев, что сын жив и здоров, теперь была в гневе.

— Можешь спросить Магистра Сарматовского.

Она стихла. Магистр был известен своей суровой прямотой и честностью.

— Поклянись мне, что ты посылал весточки своей старой и больной маме.

Старой и больной. Хм.

Игорь постарался понезаметнее ухмыльнуться, все равно получил толчок в бок — она заметила — и торжественно сказал:

— Клянусь!

Марина не удержалась, поцеловала в лоб своего лукавого и храброго сына, о котором слышала только хорошее от уважаемых ею людей и плохое от людей ею неуважаемых.

— Сынок, помнишь, ты мне обещал неделю ожиданий после приезда.

— Мама, — высвободился он от объятий, — что делает Совет? О неделе я помню.