Из огромного, под потолок, холодильника Пьер достал мясо и поставил в духовку, разогретую до ста двадцати градусов. Затем принялся резать овощи.

— Ну а ты? Давно на службе мадам Герболт?

— Всего пару недель. Ее отец здесь часто бывает?

Пьер рассказал, что Гезолиан иногда останавливается в доме, но Юлия здесь впервые.

— Месье Шагал много путешествует и с удовольствием предоставляет дом своим друзьям. А иногда я целые недели провожу в одиночестве, лишь из деревни изредка приходит уборщица.

— А чем занимается месье Шагал?

Пьер замер с поднятым ножом, с губ исчезла улыбка.

— Хилья! — Он с таким выдохом произнес первый звук, что получилось «Илья». — Хилья, у меня хорошая работа. Я не хочу ее потерять из-за лишней болтовни.

Казалось, Пьера совсем не интересует частая смена водителей. Во всяком случае, на эту тему он говорил с совершенно безучастным видом. Ну и хорошо. Затем он принялся задавать вопросы о финской традиционной кухне, и мне даже пришлось приложить некоторые усилия, чтобы не начать ему рассказывать, какие блюда готовили мы с дядей в Хевосенперсете. История моего детства не предназначена для случайных ушей. В Академии частной охраны меня часто ругали за скрытность, я никогда никому ничего не рассказывала о себе. Поддерживал меня лишь Майк Вирту:

— В профессии, которой вы собираетесь себя посвятить, никому не интересна ваша частная жизнь. И работодателя не волнует, что когда-то вас обидели и отняли конфету. Имеет значение лишь то, насколько профессионально вы выполняете свои обязанности.

Мы с Пьером принялись обсуждать различные рецепты, и в итоге я взялась помочь ему почистить картошку. Сама я прекрасно научилась это делать, пока болел шеф-повар «Санс Ном». Юлия, похоже, про меня забыла, но я все же зашла поинтересоваться, понадоблюсь ли сегодня вечером. Ее ответ меня устроил как нельзя лучше: «Нет, я проведу вечер в шале с отцом». Леша составил мне компанию за ужином, и в полдевятого я была готова отправиться в деревню. Леша сообщил мне код, отпиравший ворота и сам дом, и я занесла их в память телефона, хотя понимала, что это рискованно, ведь вряд ли мы задержимся в Лейсене дольше чем на одну ночь. Я захватила с собой револьвер и неполную обойму патронов. К счастью, в кармане толстого пуховика пистолета не заметно.

В деревню вела узкая тропа по крутому длинному склону. Я уже подготовилась к опасному для жизни спуску, но с удивлением обнаружила, что дорога расчищена и пройти не так уж сложно. Я миновала последний поворот, как что-то звякнуло: пришло сообщение на телефон. Наверное, Давид отменил встречу. Но сообщение на финском языке прислали с незнакомого номера. «У меня в полном дерьме не только легкие, но и печень с селезенкой. Не буду лечиться, не хочу валяться в больнице. Заходи как-нибудь навестить и захвати сигары. Они не дают мне курить. БЛП».

БЛП означало Благородный Лев Правосудия. Так, общаясь со мной, шутливо называл себя старший констебль уголовной полиции Теппо Лайтио. Значит, он вправду собрался умирать. Я смахнула слезу, навернувшуюся от резкого ветра, написала, что нахожусь в Швейцарии, и спросила, сменил ли он номер телефона.

Без труда нашла нужный дом, лишь немного замявшись у входной двери: напротив номеров не было табличек с фамилиями. Немного подумав, я решила, что упомянутая Давидом цифра двадцать один может означать не только время, но и номер квартиры, и нажала на соответствующую кнопку.

— Да? — по-английски произнес в домофоне мужской голос.

Я произнесла свое имя, тут же щелкнул замок, и дверь открылась. Квартира располагалась на четвертом этаже. Я поднималась не торопясь: пусть Давид не думает, что я очень спешу его увидеть. Распахнула куртку, проверила, на месте ли револьвер.

Давид стоял в дверном проеме — на носу темные очки, длинные волосы собраны в хвост. Он был одет в темно-красную рубашку поло и черные джинсы, в правом ухе поблескивала сережка. Кроме нас, в коридоре никого не было, пахло шоколадом, словно по соседству кто-то варил какао.

Я вошла. Ни за что первая не брошусь к нему в объятия. Вся квартира была площадью метров двадцать, и помещалась в ней лишь кровать, маленький обеденный стол, плита и холодильник. Единственное окно выходило на стену соседнего дома. Изнутри стекло замерзло, что говорило о плохой теплоизоляции. Похоже, звукоизоляция была не лучше: из соседней квартиры доносился звук работающего телевизора вперемешку с перебранкой на французском языке. Я опустилась на единственный стул, Давид присел на кровать. Каждый ждал, что другой начнет разговор. Давид снял темные очки. На этот раз он не надел контактные линзы, под знакомыми светлыми глазами залегли темные тени. Я не выдержала его взгляда и опустила глаза. Взгляд манил, притягивал, я едва совладала с собой, чтобы не приникнуть к его губам.

— На кого ты сейчас работаешь? — спросила я, понимая, что уже проиграла этот тайм.

— На себя. Без ангела-хранителя и поддержки. А ты? На твоей стороне хотя бы констебль Лайтио.