Яна, которую переживания студентки вырвали из сонной нирваны, с силой зажмурилась, проводя по лицу ладонью.
— Если т… ебя это так волнует, — невнятно проговорила она, борясь с сонной одурью. — Завтра я попробую сходить на разведку. Я н-не решила, куда. Мож-жет, стоит вернуться к тому месту, где обрывается дорога. И обойти нашу «марку» по кромке. Чтобы узнать, насколько большой участок… был перенесен… Если, конечно, это все не полный бред, и мы друг другу не снимся…
Она снова протерла лицо и уронила руку на грудь.
— Сх… лушай, Вика, давай завтра и решим, а? — прищурив один глаз, потому что тот отказывался открываться напрочь, с тоскливой надеждой предложила она. — Сейчас голова ну вообще не соображает. А ты, если не спится, посторожи тут… И разбуди меня… об-бязательно… Если… если что…
Наверное, студентка ей что-то ответила. Но Яна этого не услышала. Вытянувшись на гнилом матрасе, она непробудно спала.
6
Несмотря на то, что сон Яны был закономерным и крепким, видения ей достались тяжелые. Пульсация странного полубреда выдавала в ее воспаленный мозг картины, как в покадровом кино. Перед мысленным взором вспыхивали и гасли чудовищные, невероятные молнии, куски обломанной асфальтовой дороги и обрезки каких-то труб, размазанные в пустоте пятна крови и фиолетово-черные колбасы чьих-то кишок, оскаленные зубы, не то хитин, не то чешуя какого-то гигантского когтистого человекокраба, темный провал колодца, из глубины которого к поверхности стремилось что-то дико страшное и необычайно мерзкое, сухая, колкая чернота… И на фоне всего этого — монументальная, монолитная стена чудовищного улья, поверхность которого была испещрена тысячами, миллионами и миллиардами разноформенных, разноразмерных и разнонаправленных сотов.
Это единственное и последнее напугало Яну до унизительного, истерического ужаса. Ужаса, который она раз и навсегда изжила в себе в далеком детстве, поклявшись, что ничего подобного с ней не случится ни за что и никогда…
Яна вскинулась, распахивая глаза. Она не смогла сообразить сразу, что заставило ее так резко вынырнуть из засасывающего омута сновидений. Но причина была, и исходила она из физического, реального мира. Того, который теперь был для нее реальностью.
Сквозь люк подвала пробивались две неровные полоски света — по-видимому, ночь была ветреной, и часть мусора, который Яна нагребла на крышку для маскировки, сдуло даже несмотря на остатки стен. Однако, внутри подвала по-прежнему оставалось темно. Должно быть, оставленная с вечера свеча выгорела до основания.
Яна несколько раз с силой зажмурила и открыла глаза, потом энергично потерла переносицу. Нащупав в кармане зажигалку, чиркнула, выбивая слабый огонек.
И отшатнулась в мгновенном испуге, роняя зажигалку в тряпье. Вспыхнувший свет на секунду высветил в метре от нее чье-то бледное, худое лицо с бездумными глазами и застывшим на нем мучительным оскалом.
— Вика, блин!
Окончательно проснувшаяся Яна зашарила вокруг себя в поисках утерянной зажигалки. Вслед за испугом пришло раздражение.
— За такие шутки…
В ответ раздалось горловое урчание.
Яна застыла, таращась в темноту. Испуг накрыл ее мгновенно — как широкое, шерстяное покрывало. Мигом позже она вспомнила — именно этот звук вырвал ее из ошметков сна.
— Вика…
Что-то темное, оказавшееся неимоверно тяжелым, упало на Яну сверху, прижимая к матрасу и заслоняя свет. Цепкие холодные пальцы зашарили по телу ошалевшей от перепуга девушки, словно желая сцарапать с нее одежду. Урчание, в котором теперь словно сквозило нетерпение, надвинулось вплотную, едва ли не к самому уху…
— Вика! Чтоб тебя!