— Сам ты байка. У нас в интернате Святой Матрёны все ее знали. Я сам того пацана видел.
— Ну и ладно. Не байка, так не байка. Гляди, что там справа светится? Похоже на врата?
— Где? А, точно! Похозэ. Теперь зазывём! Похромали быстрее. А вообсе, Спион, спасибо есё раз. Я уз думал, сто кранты бедному Сылу. За меня редко кто вступался. И в интернате. И в банде потом. Так сто не сумневайся. Я не забуду такого. Как выберемся, пойдем ко мне, с меня поляна там, девтёнки. Ты зы не из этих? Ну, которые не по девтёнкам.
— Не из этих, Шило.
— Вот и молодес. М–м–м, барашку позарим. Виски у меня там оставалось пару ясиков, с прослого налёта. Посидим, выпьем. Нитего, Спион, повоюем есё. Ты это, а не хотес ко мне в банду? У меня там правда болсэ никого пока. Будем с тобой на пару. А? Как тебе идейка? Будем эти твои спионские дела окутивать?
Недалеко от нас снова завопили осьминого–чайки. Какие же они скандальные.
— Давай уж для начала выберемся хотя бы, — сказал я.
— Ну, это правильно. Это правильно. Походу они. Врата.
Перед нами стояло огромное зеркало. Деревянная рама почернела, на ней цвели маленькие розовые цветочки, а в трещинах текла красная смола. Я остановился и оперся руками на колени, согнувшись и отдыхая.
— Давай, ты первый иди, — сказал я бандиту, кивнув в сторону Врат.
Глава 24
— Угу. Хорошо. А то ты чего–то совсем плохой. Вон, куски отваливаются, — кивнул он мне на шею. Туда уже добрался яд Гадюки, и там зияло несколько нехорошего вида ран.
Шило махнул мне рукой и, улыбаясь, пошел к вратам. Те почувствовали, что к ним кто–то приближается, и от них в сторону бандита потянулись тоненькие розовые ниточки. Осталось всего пять шагов до зеркала. Четыре. Два.
— Стой! — крикнул я Шило.
Дерьмо, что я делаю?
— Стой, Шило.
— Ага, чего?
— Подожди, — я тяжело вздохнул. Ох, чувствую, пожалею об этом. — Это врата не в наш план. Это врата глубже.
— В каком это смысле?