«Правильно, — одобрил Месяц. — Только, когда заступит на трудовую вахту, надо вытащить шнурки из его ботинок. И посадить пацана на цепь. Ему же лучше. И мне спокойнее. В прошлом году один истопник лыжи намылил. А другой, когда его цепью к трубе пристегнули, удавился на шнурках прямо у горящей топки. Когда мы с парнями спустились вниз, его ноги превратились в две головешки. И мясом горелым целый месяц воняло. Ясно, работа грязная, жара… На психику давит, когда сидишь неделями в этой помойке. Но ты, Сашка, чувак крепкий, выдержишь. Отпыхтишь полгода в подвале, а там найдем тебе работу почище». «Буду стараться», — кивнул Бобрик.

«Фанеру не забыл?»— перешел к делу Месяц. Бобрик расстегнул кожанку, вытащил застиранную тряпицу, под тканью на ощупь стопка бумажных денег. Месяц развернул тряпку и на несколько секунд потерял дар речи, увидев нарезанные по размеру денег куски газеты. Налетевший ветер, подхватил бумажных клочки, разбросал их по снежному насту.

«Это что за ху… Что за юмор?»— Месяц впервые в жизни посмотрел на Бобрика с интересом, будто увидел перед собой бродячий труп, который по недоразумению вылез из могилы. В левой руке Бобрик уже сжимал рукоятку ТТ. Правой рукой, ухватил Месяца за ворот куртки, рванул на себя, ткнув своего оппонента стволом в живот. Лицо Уханова сделалось серым, он выронил портфель, шагнул назад, провалившись в рыхлый водянистый снег. И остолбенел, задрав лапки кверху.

«Только пальцем шевельни, тварь вонючая, и пуля в твоем брюхе, — прошептал Бобрик. — Где расписка?»В кармане, — Месяц отвечал спокойно, но правая щека подергивалась. В этом городе никто не смел на него показать пальцем, а тут какая-то падла стволом в живот тычет. — Зря ты так. Эта филькина грамота не имеет силы в суде. Она даже у нотариуса не заверена". «Она имеет силу на бандитских стрелках», — прошептал Бобрик. Свободной рукой рванул вниз молнию куртки, сунул ладонь во внутренний карман. Вытащил кошелек и сложенную вчетверо бумажку, опустил добычу в карман джинсов.

Водила джипа, услышав за спиной странные звуки, оглянулся, понял: что-то идет не по сценарию. Через пару секунд он держал в руке автоматический пистолет девятого калибра. Поднял ствол, но стрелять не рискнул. Он видел только широкую спину хозяина, которая закрывала цель. Бобрик трижды выстрелил из-под руки Месяца. Он метил в живот охранника, но попал только один раз, в левое колено. Нога подломилась, мужик вскрикнул и бросил пистолет, глубоко провалившийся в снег. Упав на бок, согнулся пополам и застонал в голос. Одна пуля попала в заднюю дверцу джипа, вторая прошила бензобак.

Оттолкнув от себя противника, Бобрик шагнул назад, опустил ствол. Прицелившись, нажал на спусковой крючок. Пуля насквозь пробила ботинок, отрезав большой палец правой ноги точно по фаланге. Месяц упал на снег и завыл, побитая как собака.

«А ты что вылупился?»— Бобрик приблизился к Уханову, совершенно отупевшему от страха. Колени мелко вибрировали, кисти рук выписывали в воздухе кренделя. Посмотреть со стороны, решишь, что Вадим Вадимович вдруг решил сбацать лезгинку, и теперь приглашает на танец молодого человека. «А чего? Я чего? — повторял Уханов. — Я ничего. Я человек маленький. Мне сказали, а я…»Бобрик не дослушал, развернувшись, рукояткой пистолета въехал между глаз Вадима Вадимовича, тот опустился на колени, прижал ладони к лицу. Бобрик ударил его носком башмака в плоский живот. Уханов даже не посмел застонать. Он стоял на коленях, размазывая кровь по лицу.

Месяц лежал на снегу и уже не выл, вполголоса матерился. «Ну что, теперь мы в расчет? — нагнувшись, спросил Бобрик. — Все вопросы утрясли?»Месяц не хотел отвечать, разжав губы, сплюнул на снег. Бобрик каблуком башмака наступил ему на пальцы руки: «Что, мычишь? Сколько я тебе должен? Тысячу? Две? Десять? Отвечай, тварь». «Нисколько, — выдавил из себя Месяц. — Долг списан». «То-то же. А вот за тобой задолженность еще числится. И я хочу, чтобы ты немедленно ее покрыл», — Бобрик поднялся на веранду, пнул подметкой канистру с керосином и отступил в сторону, наблюдая, как жидкость разливается по доскам. Он чиркнул спичкой, бросил ее в лужу керосина. Огонь поднялся вверх, к потолку, быстро набрал силу. Бобрик открыл трофейный бумажник, выпотрошил его и пересчитал деньги. Да, жалкое зрелище. Кто бы мог подумать, что мафиози городского масштаба таскает с собой эти гроши. Пустой бумажник и расписка полетели в огонь.

Соскочив с крыльца, Бобрик подошел к джипу. Водила лежал на боку, держась руками за колено. Он закрыл глаза готовый умереть. «Отползи подальше», — сказал Бобрик. Водила понял, что случится в следующую минуту. Загребая руками, пополз к забору, оставляя на снегу кровавую полосу. Бобрик наклонился, заглянул под днище машины, лужа бензина из прострелянного бака совсем небольшая, но и этого хватит, чтобы тачка полностью выгорела. Он бросил под днище горящую спичку, вышел на дорогу и расстрелял «Опель»Уханова, продырявив передние покрышки и моторный отсек. Закончив с делами, сбросил с мотоцикла кусок брезента, сел в седло и уехал обратно в город. Доехав до околицы, Бобрик услышал, как рванул бензобак джипа. Над дачным поселком поднялся столб черного дыма.

Вернувшись домой, он минут десять сидел на кухне, раздумывая, кому достанется пятистенок, где прожили жизнь отец с матерью, где он сам родился. Процентщице Марковне? Бандиту Черепу? Или Месяц подсуетится первым?

Все варианты дерьмовые, один хуже другого.

Бобрик вытащил из печки горящую головешку, бросил ее на груду тряпок в углу. И еще пять минут просидел у окна, с тоской глядя на старые яблони. Дом быстро наполнялся дымом, дышать уже нечем, но так и так надо уходить. Наверняка Месяц очухался, по мобильнику уже связался со своими парнями, они нагрянут сюда с минуты на минуту. Надо было забрать у всей троицы средства связи… Запоздалая и бесполезная мысль. Бобрик вышел на крыльцо, бросил прощальный взгляд на дом и зашагал к гаражу, где стоял мотоцикл.

Лесничий Вадим Рыбников жил в большом рубленом доме, где в прежние времена помещалась дирекция хозяйства. Два года как начальство перебралось на центральную усадьбу опытного лесного хозяйства «Дубрава»в двадцати верстах отсюда, и весь дом в четыре комнаты с большой летней верандой остался леснику. За задах у самого леса стоял дровяной сарай, пустой курятник и гараж, под крышей свободно разместились «уазик», мотовездеход «Рысь»и самопальный мотоцикл Бобрика. Место хорошее и условия просто царские, но в сезон охоты неспокойно. Редкий день обходится без громкой попойки, драки. Само собой ружейная пальба, сомнительные хмыри с двустволками пасутся в лесу и болтаются у реки, выискивая добычу.

Когда по грунтовке к дому подъехали иномарки, Рыбников сидел за столом у окна, снаряжая патроны мелкой дробью. Расстелив на столе газету, Рыбников отмерял порох «Сокол»на аптекарских вечах, в самодельной подставке по правую руку стояли бумажные гильзы, отдельно лежали прокладки, пыжи. В большой банке из-под чая мелкая дробь. Ружья у Рыбникова были старыми с изношенными стволами, поэтому, чтобы добиться нормальной кучности на утиной охоте, приходилось немного уменьшать величину заряда и снаряд дроби. Глянув в окно, Вадим Рыбников решил, что автомобилисты заехали не туда, пропустив поворот в охотничье хозяйство, свернули к лесничеству.

Он с удивлением разглядывал темный БМВ и Вольво. Что-то много народу. И автомобили из дорогих, обычно охотники выбирают тачки попроще. Из БМВ вышли трое мужиков, осмотревшись по сторонам, направились прямиком к дому. Поглощенный своим занятием, Рыбников не сразу сообразил, что мужики одеты явно не для охоты, будто приехали отдохнуть в кабак, а не дичь пострелять: костюмы, галстуки. Уж не бобрика ли ищут эти мужики, — подумал Рыбников и отогнал эту мысль. Вряд ли. Очень уж представительная делегация.

Привычного забора здесь никто не ставил, его заменяла ограда из нескольких продольных жердин, прикрепленных к деревянным столбикам, калитки и вовсе не было. Навстречу чужакам лениво вышел из конуры Трезор, большая овчарка, на вид грозная, но на самом деле добродушная и старая, уже съевшая половину своих зубов. Собака даже не тявкнула на чужаков для порядка, только дружелюбно помахала хвостом и села рядом с порогом. Рыбников услышал грохот опрокинутого ведра в темных сенях. Он ссыпал с газеты неиспользованный порох обратно в банку, поднялся из-за стола, снял крючок и распахнул дверь.

В следующую секунду лесник ослеп от боли. Чей-то кулак вылетел из темноты и влепился в верхнюю челюсть. Чудом удержавшись на ногах, Рыбников отступил назад, приподнял руки, защищая лицо, но противник, перешагнув порог, нанес боковой удар в ухо. Голова дернулась, кажется, готовая слететь с плеч. Зазвонили колокола, перед глазами поплыл серый туман, из этого темного марева вылетел, как снаряд, тяжелый кулак, на этот раз незнакомец ударил в грудь так, что перехватило дыхание, а сердце сначала остановилось, а потом застучало отбойным молотком. Рыбников услышал, как овчарка, почуяв неладное, зашлась лаем. Трезор спешил на помощь хозяину, попавшему в беду. Перескочив ступени крыльца, широкой грудью распахнул дверь в сени.

— Назад, Трезор, назад, — выдохнул Рыбников. — Назад…

Псина не успела заскочить в комнату. Один за другим прозвучали три пистолетных выстрела, собака завыла в темных сенях. Вой сделался слабым, похожим на стон ребенка. Снова пальнули из пистолета, раз, другой… Вой стих.

Рыбников, плохо соображая, что делает, рванулся вперед, но чьи-то сильные руки держали его за плечи, рубаха лопнула от ворота до пупа, по полу разлетелись пуговицы. Кто-то навернул Рыбникову по шее. Краснопольский со злости пнул лесника носком ботинка, целя в колено. Когда тот, вскрикнув от боли, согнулся в пояснице, напоролся встречный на удар снизу, и почувствовал, как хрустнуло основание носа. Он пропустил еще пару тяжелых ударов, после третьего, в лицо наотмашь, влетел спиной в стену и тяжело сполз вниз.