Два часа спустя, когда Терри пришел в таксистскую забегаловку в Темпле выпить чаю, он мгновенно стал центром всеобщего внимания и насмешек. В конце концов он не выдержал и ушел, красный как рак. А когда позвонил Лену насчет сделки, даже тот не упустил случая подколоть его. Если б Терри слыхал о Бруте, то назвал бы приятеля именно так.

В понедельник вскоре после совещания финансовый отдел «Скиддер» гудел как улей — все бурно обсуждали, что значит приезд заокеанской группы. Старая гвардия яростно возмущалась. Много лет они вели чуть ли не уединенную жизнь. Решения принимались сугубо коллегиально — если хоть один из двенадцати директоров усиленно возражал против той или иной намеченной акции, ее спокойно откладывали. От этого каждый чувствовал себя значительным, даже могущественным, так что они сразу поняли, что нынешний переворот грозит им гибелью. Вот почему все собирались тесными кучками и шепотом обсуждали возможные контрмеры. Селларса и его группу ожидали на следующей неделе, поэтому действовать надо быстро и решительно. Говорили о бунте, о едином фронте против Чарлза Бартона — пусть выбирает: или они, или Селларс, иначе они всей командой уйдут в другой банк. Но все это оказалось пустыми разговорами. Обзвонили кое-кого из «охотников за головами», то бишь кадровых агентов, но на такую большую команду спроса не было, тем паче из банка, чья репутация так пошатнулась.

Сотрудники, рангом пониже директоров, в большинстве встретили новость положительно Многие из администраторов и заместителей директоров считали, что банк слишком старомоден и нуждается в переменах. Все они знали, что ведущие американские банки — «Голдман» и «Морган-Стэнли» — изрядно опередили остальных. Внедрение некоторых американских технологий, безусловно, имеет смысл. И когда директора заглазно обрушивались на новых сотрудников, воспринимали их весьма скептически.

Откуда-то поползли слухи, что появлению Роско Селларса поспособствовал Маркус Форд. Слух этот был пущен намеренно: авторитет Маркуса среди молодых сотрудников возрос, правда, ценой враждебности со стороны Майерса и компании. Расчеты Форда оправдались очень скоро: Чарлз Бартон пригласил Роско Селларса и его людей в Глостершир — на воскресный ланч, чтобы отметить их прибытие в Англию. И, к радости Маркуса, он тоже оказался среди приглашенных.

В общем, он попал в струю. Он позвонил финансовому журналисту и осторожно выложил кое-какие сплетни — в обмен на положительную оценку своей роли в покупке ИФК. Такие вещи важны, тем более что это — первое упоминание о нем в прессе. Газетные публикации способны сыграть большую роль в развитии карьеры: «охотники за головами» алчно следят за ними, а коллеги банкиры прекрасно запоминают. Легенды создаются легко: достаточно, чтобы ты раз-другой был упомянут как «звезда», и все примут это за аксиому. Газетные статьи дают мощный толчок деловым предложениям и служат хорошей смазкой в переговорах об окладе и повышениях.

Но самое замечательное — звонок от Роберта Куилли. Хотя операция с ИФК только-только началась, было совершенно очевидно, что победа за ними, и неугомонный ум Куилли уже пошел дальше. Он пригласил Маркуса на обед в «Коннот» и осторожно приоткрыл свои истинные планы.

— «Юэлл».

«Господи, — подумал Форд, — „Юэлл“ — громадина. Крупнейшая в Великобритании машиностроительная компания. Рыночная ее стоимость составляет…»

— Четырнадцать миллиардов фунтов… — Куилли догадался, о чем думал Маркус, и подсказал ответ. — Причем это до надбавки. Акционеры «Юэлл» — люди весьма лояльные. Вряд ли отдадут меньше, чем за двадцать миллиардов. Вы согласны работать со мной, Маркус?

Маркус пожал протянутую руку Куилли. Тот тепло улыбнулся.

— Отлично! Посмотрите цифры, а завтра обсудим стратегию операции.

Маркус поднес ко рту кусочек гусиного паштета, лицо его выражало величайшее удовлетворение. Больше всего ему льстило, что Куилли обратился к нему непосредственно, а не через Чарлза Бартона. Как бы хорошо ни складывались его отношения с Робертом Куилли, до сегодняшнего обеда он, Маркус, был человеком Бартона. Отныне же Куилли его человек.

5

Весть о том, что операция с ИФК так быстро принесла им барыши, заставила Эйнштейна призадуматься. Если б и он, и другие относились к биржевой игре более серьезно, он смог бы купить машину получше. Он и Рут все до пенни вкладывали в ипотеку, поэтому денег на хорошую машину не оставалось. В отличие от Терри, который упорно хранил верность классическому старому «феруэю», Эйнштейн мечтал о новом «роувере», более удобном, экономичном и надежном, если не считать дурной привычки сквозь знак «такси» на крыше пропускать в салон дождь.

Увы, он и стоил дороже, особенно, если ты помешан на добавочных предложениях. Окраска «металлик», например, обойдется в пятьсот пятьдесят фунтов, а кондиционер — в добрые полторы тысячи. Вдобавок сиденья «люкс», ореховый щиток и дисковые тормоза. Сложи все вместе, и окажется, что выложил тридцать три тысячи. Если покупаешь, понятно. Но ведь и подзаработать тоже можно, на финансовых сделках, и Эйнштейн подсчитал, что если сумеет выплачивать по сто восемьдесят фунтов в неделю, то сможет стать владельцем полностью укомплектованного новенького «роувера» последней модели.

* * *

Утром во вторник атмосфера в доме Бишопов была гнетущая и тревожная. Джин сунула кукурузные хлопья в микроволновку, а пакетики с чаем — в кофеварку, и вообще все путала. Лен, которому удалось поспать самое большее полчаса, порезался во время бритья и стоял на кухне, прижимая к щеке ватный тампон.

По правде говоря, Поппи была слишком слаба, чтобы выезжать из дому, но настаивала, поэтому Джин одела ее. Лен поднял дочку на руки, — Господи, какая же худенькая! — осторожно усадил на заднее сиденье такси и закутал в одеяло. Выехали они рано и были в больнице за полчаса до назначенного времени, а из-за этого и по причине обычных задержек прождали в коридоре без малого два часа.

Хотя Поппи шумно протестовала, ей пришлось ждать в коридоре, под присмотром пожилой медсестры, на чьи добродушные вопросы она отвечала резкостями. Все ее внимание было сосредоточено на матовой стеклянной двери, она старалась уловить хотя бы обрывок разговора, происходившего внутри. Вначале за дверью царила тишина, потом Поппи различила голоса. Слов она разобрать не могла, но поняла, что отец вспылил, а мама старается его урезонить. Потом опять все стихло. Новости явно плохие, ведь доктор не вышел из кабинета, чтобы поздороваться с нею, с Поппи. Мама выглядела расстроенной, папа был в ярости. Он подошел к ней.

— Ну, Поппи, пошли отсюда.

— Расскажи мне.