Зыкину с каждым шагом становилось все хуже. Он держался на ногах буквально силой воли. Я видел, что ему больно, и схаркивать кровь он стал все чаще. Капитана же подобные мелочи не занимали, он вел носом, словно ищейка, а глазами обшаривал каждый куст, но пока ничего не находил.

В какой-то момент Иванов ушел чуть вперед, найдя звериную тропку, и Зыкин тут же зашептал, повернувшись ко мне в полоборота:

— Танкист, не верь этому… он так ухайдакал моих корешей, что до утра вряд ли дотянут… потом скажет, сами подохли… жадный он… и хитрый…

Урка умолк, увидев, что капитан возвращается. Я принял его слова к сведению, хотя по большому счету мне было все равно. Нам с Ивановым делить нечего. Отыщем схрон, осмотрим его, изымем ценности и до свидания. Мое присутствие здесь было обосновано — пойди капитан в лес в одиночку, его после могли бы обвинить в укрывательстве и попытки присвоить ценности. Уголовник — плохой свидетель в подобном деле. А вот лейтенант-танкист — самое то! Составим опись найденного, распишемся оба, и этим самым обезопасим друг друга от возможных инсинуаций со стороны проверяющих.

Мы прошли еще метров двести вперед, и, наконец, Иванов остановился.

Он был очень зол и, сняв ППШ с плеча, навел его на Зыкина.

— А не пытаешься ли ты играть со мной, мразь уголовная! — прорычал он. — Завалю на месте, падаль!

Но уголовник не испугался, он тяжело дышал, пот градом тек по его лицу. Внезапно Зыкин заговорил:

— Я ведь бежать хотел, ушел третьего дня в лес, думал спрячусь в чаще, пока вы не упретесь дальше… а потом нашел схрон и вернулся за корешами… вместе такой куш унести шансов больше… но не фартануло…

— Да где же твой клад? Говори!

— Вот же он, начальник, — Зыкин стоял, держась за дерево от накатившей слабости. — Пришли мы…

— Пришли? — капитан недоуменно огляделся вокруг, но ничего особенного не приметил. И я не видел, где тут таинственный схрон. Лес, как лес: плотный, мрачный, практически непроходимый.

— Вот же! — урка указал рукой на особо густой участок бурелома. — Смотри внимательно!

И я увидел. Схрон оказался совсем не таким, как я думал. То, что Зыкин назвал «пещерой сокровищ», вспомнив, видно, слышанные в детстве арабские сказки, оказалось тщательно замаскированным в кустах — так, что с двух шагов не видно, — советским бронеавтомобилем БА-10.

— Там ящики, в них золотишко, — Зыкин хрипел из последних сил, — вроде еще мешки с деньгами. Плохо видно, надо кусты вырубить, не пробраться. Думаю, они эвакуировать груз хотели, уходили через лес — по звериной тропе можно проехать, если осторожно… но бензин кончился. Или еще какая беда приключилась. Вот и загнали машину в чащу, спрятали, как могли… после хотели вернуться, забрать… но никто не вернулся…

Если Зыкин прав, то броневик стоит тут с 41-го года, с тех самых пор, как немцы оккупировали территорию Брянской области. Пытался ли кто-то на самом деле эвакуировать золото, или просто украл его под шумок и постарался спрятать до лучших времен, теперь уже не узнать.

— Действуй, Буров! — приказал капитан, и я, взявшись за топорик, принялся расчищать бурелом, пока, наконец, не сумел добраться до брошенного броневика со стороны водительской двери. Как тут умудрился пролезть Зыкин, я не понимал. Кусты безжалостно царапали лицо и руки.

Дверь была чуть приоткрыта, но одно из молодых деревьев упиралось прямо в нее, не позволяя распахнуть шире. Очевидно, Зыкин как раз тут и сумел глянуть в машину, но пролезть внутрь не смог и пошел за подмогой.

Парой ударов я срубил ствол дерева и заглянул внутрь. Там оказалось три или четыре ящика, один упал на бок и открылся, несколько золотых слитков вывалились на пол броневика. Поверх ящиков были сложены инкассаторские мешки, по виду, туго набитые. Вот их было много, больше десяти.

— Товарищ капитан! Тут все, как этот сказал! — сообщил я, ткнув топориком в сторону уголовника. — Золото и деньги!