Глава 16

Стремительно наступила осень. Причем, пришла она как-то внезапно и всерьез. Вроде еще вчера температура зашкаливала за тридцать градусов, а потом вновь начались затяжные дожди, похолодало, начала опадать листва. Все вокруг оказалось устлано желто-красно-зеленом покровом, на котором машины дико буксовали, колеса прокручивались, и приходилось раз за разом расчищать путь сквозь лес.

Несмотря на то, что наш экипаж не отправили в тыл на доформирование, в наступление войска не шли вторую неделю, застряв в лесах и ближайших городах, куда стягивали дополнительные силы для взятия Брянска.

Поэтому нам выпало столь редкое по нынешним временам безделье. Впрочем, я старался не позволять экипажу откровенно лениться, и раз за разом раздавал все новые задачи, следуя старому закону — солдат должен всегда быть при деле. Это утверждение было проверено многими поколениями, и являлось истиной в последней инстанции. Без дела солдат чахнет. Более того, начинает думать, а это обычно добром не кончается. Какие думки у обычного бойца? Найти что пожрать, выпить и, желательно, бабу. И ради воплощения этих целей он готов пойти на все… если есть силы. И задача командира как раз и состоит в том, чтобы лишить его этих сил заранее. Дабы боец не учудил чего не стоит, подставив под удар и себя, и начальство.

Благо, мой экипаж был более благоразумный. Корякин уже вышел из возраста чудачеств, Носов слишком слушался меня и комсомольский устав, чтобы в одиночку предпринимать смутные деяния. Оставался лишь простоватый на вид, но по-крестьянски хитрый боец Перепрыга, которому я не вполне доверял. Все его уловки можно было легко разгадать, он был наивен и даже слегка примитивен. Но при этом запросто мог учудить что-то такое-этакое, и чтобы подобного не произошло, требовалось постоянно следить за ним, а у мне этого не хотелось. Но и избавиться от Перепрыги я не мог — дефицит кадров. Некоторые экипажи вообще временно оказались с неполным составом.

Спасало то, что Ваня Перепрыга уважал, но что более важно — боялся меня просто до одури. Первым звеном в цепи был захват летчика, где мы оба участвовали, но это не самое главное. Когда же он увидел на моей груди иконостас: орден Ленина, медаль «Золотой Звезды», да орден «Красного Знамени», то впал в полную прострацию и оцепенение. А потом вскочил на ноги и вытянулся так, что визуально прибавил в росте сантиметров десять, и то отдавал честь, то порывался что-то сказать, но лишь открывал и закрывал рот.

— Вольно, боец! — прервал я его мучения. — Расслабься, Ваня…

Но с того дня он так проникся уважением, что с исполнял каждое мое слово, словно Отче Наш. Вот только при этом разнообразные мысли все равно бродили в его голове, и приходилось контролировать нашего нового заряжающего.

Кстати, я был глубоко неправ, что пренебрежительно пренебрег подсчетом подбитых танков.

За каждый уничтоженный нами танк каждому члену экипажа полагалось по пятьсот рублей премиальных. Деньги же, положенные погибшему Казакову, обязаны были перевести по завещательному принципу: жене, матери или родственникам, кто был указан получателем в документах. А несколько тысяч рублей им явно станут не лишними…

Мне, кстати, тоже дали прибавку. Пятьдесят рублей в месяц сверх обычного — за звание Героя Советского Союза. При желании я мог отсылать все домой, но некому было. Тетка умерла, а иных родственников у меня не имелось. Да и к чему мне эти деньги? Я точно знал, что воевать еще два года, и воспользоваться ими сейчас я не сумею. Войскового пайка мне было вполне достаточно.

Тогда в день награждения я провернул еще одну штуку — под шумок незаметно сунул в генеральскую машину на его сиденье свою записную книжку. Зря? Может быть. Но более высокого по званию и положению человека в моем окружении не имелось. Найдет и выкинет? Вероятнее всего. А если прочтет? Вот тут я видел уже несколько путей развития событий: пожмет плечами и опять же выкинет, или передаст тем, кто более компетентен в изложенных на бумаге вопросах. В общем, шансов на успех мало, но я уже заполнил подобными измышлениями еще несколько книжек, и собирался отправлять их более адресно. Генерал же — так, случайно попал под горячую руку.

Если я забывал дать задания бойцам, вступал в игру Корякин, который с утра до вечера нагружал Перепрыгу и Носова работой. Всегда было, что делать. Ствол требовалось банить, траки переставлять местами — многие были сточены, но новых не имелось, поэтому их ставили наоборот. Машина Т-34 была проблемная, но ничего, справлялись.

Я, разумеется, принимал во всем этом самое непосредственное участие.

— Сходи-ка ты, командир, за колышками вон в тот лесок! — попросил меня Петр Михайлович. — Держи топорик, нарубить надо тонко — сделаем шалаш для машины, пока здесь стоим. Всяко с воздуха видно не будет!