Землянский задумался, но ничего сказать не успел. Его опередил Шульгин.
-И да, и нет. Мы можем воспроизвести ее активный генотип, но не механизм его изменчивости. Мы получим копию некоторого варианта Принцессы.
-А ее ребенок? Он унаследует ее свойства?
Шульгин потер подбородок.
-Не знаю. Но мы можем попытаться...
Он замолчал. Саймон смотрел на него с неприязнью. Шульгина занесло. Эксперименты на изменчивость - это одно. Это понятно, это приемлемо, это правильно. Но манипуляции с потомством, искусственное размножение - это совсем другое. Это уже вплотную к грани. Даже для Шульгина.
-Да! - снова заговорил Шульгин, воодушевляясь. - Мы можем попробовать искусственное оплодотворение и, одновременно, клонирование. Мы изучим обоих потомков, проведем эксперименты с ними.
-Могут возникнуть трудности, - заметил Лопухов, обращаясь к куратору. - Евгеническая практика запрещена законом.
-Это дело юристов, - отмахнулся тот. - Запрет распространяется только на вид человека-разумного. Если потребуется, мы докажем в Корпоративном Совете, что Принцесса не является таковым. Но я хотел бы, чтобы до этого не доходило. Нет необходимости рекламировать нашу деятельность до получения конечного продукта.
Лопухов понимающе кивнул. Саймон покачал головой.
Он не был святым, не был даже "хорошим парнем" - он вполне осознавал это, но всегда считал себя человеком со стрежнем. У каждого должно быть что-то священное, что-то свое, непреодолимое - то, через что нельзя преступить. Он высоко ставил интересы Корпорации, как и каждый нормальный человек, но был предел. Зайти за него, значило потерять себя. Стать винтиком, атомом, частью - отказаться от собственной души. Саймон смотрел на Шульгина, этого доктора-смерть с горящими энтузиазмом глазами; на куратора, который уже давно не был человеком - как ангел Господень - он лишь глас Корпорации; на Лопухова, которому уже давно на все наплевать, лишь бы не согнали с привычного места. Современный мир, подумалось ему, это кислота - она разъедает все, и, если не будет в мире ничего святого, она разъест самое себя.
Они этого не понимали. Шульгин этого не понимал. Живи он веков шесть назад, ничто не удержало бы его от многократного - раз за разом - изнасилования Принцессы ради торжества науки и позитивной евгеники. Но времена уже не те, поэтому все будет высокотехнологично. Все будет в стерильных условиях и под наркозом.
-Господа, - сказал куратор, - я доволен предварительными результатами. Я считаю, что проект "Заповедник" должен продолжаться, о чем и доложу на совете директоров. Теперь о ваших дальнейших действиях. - Куратор повернулся к Шульгину. - Вы, Александр Григорьевич, продолжаете серию экспериментов с Принцессой, в том числе клонирование и искусственное оплодотворение. Вы, Леонид Сергеевич, занимаетесь психологическими тестами. Неплохо было бы сделать интеллектуальные занятия Принцессы более интенсивными. Заповедник будет работать в прежнем режиме. Возможно вам, Саймон, придется снова отправиться туда, чтобы поискать образцы сэмпл-Б, если они еще где-то сохранились. Виктор Иванович, вы подготовьте мне подробный отчет по всем пунктам, которые мы сегодня обсуждали. Все рабочие материалы отныне получают гриф секретности пять. Охрана лунного филиала будет усилена.
Куратор встал.
-Можете быть свободны.
К эксперименту "Ратануи" Ноя начали готовить заранее. Шульгин объяснил ему, что "сэконд-скин" не сможет защитить его от непривычной гравитации, и следует посвятить несколько дней занятиям на тренажерах.
Принцесса и Землянский устроились в спортивном зале. Они почти не обращали внимания на потного, уставшего Ноя, которого, словно в камере пыток, терзали всевозможные спортивные приспособления. Они занимались.
-Тебе не придется испытать на себе полное воздействие, - успокаивал Ноя Шульгин. - Как только ее сознание отключится, ты сможешь выйти.
Он занимался вместе с Ноем, и тот диву давался, откуда в этом сухом поджаром теле столько сил. На его замечание Шульгин только улыбался и провозглашал: "В здоровом теле - здоровый дух!". Слова звучали хорошо, да только сам Шульгин был ярким опровержением этой максимы. Эти его эксперименты, а главное - его отношение к ним, наводили на мысль о сумасшествии. Неявном - скорее всего, Шульгин сам не осознавал его, даже Землянский не видел - но для Ноя очевидном. Глубоко запрятанный садизм. Шульгин наслаждался муками Принцессы, иначе как объяснить восторженный блеск в глазах физиолога, наблюдающего, как "изменяется" Принцесса.
-Раньше не было снов, - говорила девушка, когда они с Ноем сидели за ужином в "спальне". - Теперь я вижу плохие вещи. Что-то живет внутри. Оно выходит ночью. Оно заставляет меня хотеть то, чего нельзя. Леонид учит, что я должна бороться. Я - единственная Принцесса, а все остальные - только мысли в моей голове. Это неправда. Я не одна. Мне трудно их удержать. Когда говорю с Леонидом, мне хорошо. А потом - опять трудно. Интересно, кто они - мысли у меня в голове?