— Вчера вечером, в двадцать один пятьдесят три, семнадцатый поезд…

Григаладзе резко вскочил, едва не уронив стул, вытянулся и взял под козырек.

— Вольно, полусотник, — хрипло сказали от двери, и Олег невольно вздрогнул, какой уже раз за это утро его окатило холодком.

Давно, очень давно не слышал этого голоса, и надеялся не услышать никогда.

— Что тут у вас?

— Допрос, ваше высокопревосходительство! — отчеканил полусотник.

Олег медленно, очень медленно повернулся, чтобы встретиться с неприязненным взглядом светлых глаз.

— Какая встреча, — буркнул стоявший в дверном проеме плотный и по-кавалерийски кривоногий обладатель формы темника, снимая фуражку и поглаживая начинающую седеть макушку.

— Всем встречам встреча, Николай, — проговорил Олег.

— Ваше высокопревосходительство, ну или по батюшке можешь звать, — поправил его Николай Голубов, в прошлом казачий офицер, драчун, бунтарь и завсегдатай скачек, один из основателей Народной дружины в Петрограде, а ныне — генерал-майор и начальник штаба Отдельного корпуса жандармов.

— Выйди-ка, я сам с ним поговорю, — велел он, и полусотник заспешил к выходу.

Хлопнула закрывшаяся за Григаладзе дверь, а Голубов, придерживая висевшую на боку шашку — нужна она ему не больше, чем вставная челюсть акуле, в ведь таскает, как и пистолет в кобуре — прошел за стол.

— Чего это ты тут делаешь? — спросил он, расположившись на месте Григаладзе.

— На должность оформляюсь, — через сжатые зубы отозвался Олег.

— Да? А Штилер, что, тебя выгнал? — Голубов засмеялся, хищно скаля крепкие зубы.

Волчьи, острые.

— Хм, не совсем.

— Да ты не темни, все равно ведь все узнаем, работа у нас такая, сам понимаешь, — Голубов наклонился вперед, опираясь на стол, Олег ощутил исходящий от темника запах крепкого табака. — Ну, говори?

— Переведен в «Наследие» по состоянию здоровья, ваше высокопревосходительство.

Последние два слова прозвучали достаточно выразительно, чтобы Голубов уловил насмешку.