— Интерееесно, интерееесно, — протянул он, когда Олег замолчал. — Прямо детектив. Выглядит, конечно, невероятно, и доказательств у тебя пока никаких, как я понимаю?

— Именно так.

— Постарайся их достать… — донесся негромкий стук: Паук, как обычно, вертел карандаш и стучал им по ближайшей ровной поверхности, в данном случае — по телефонному столику. — Прослушки с моей стороны можешь не бояться, линия чистая, а с твоей… откуда звонишь?

— Из квартиры Шульгина.

— Тоооже маловероятно, что его слушают. Невелика птица, — министр сделал паузу. — Подстрахуем тебя на тот случай, если «опричники» захотят тебя ликвидировать, я сейчас же позвоню Померанцеву, у него в нижегородском охранном отделении должны быть какие-нибудь орлы…

Штилер, и это всем было известно, состоял в отличных отношениях с главой МВД.

Ну а тот, несмотря на все усилия Хана, сумел сохранить за собой и Особый отдел в департаменте полиции, ведающий политическим сыском, и охранные отделения в губерниях империи.

— Тебе позвонят, и за тобой присмотрят, — продолжил министр. — Ты пока не рыпайся. Собирай доказательства и веди себя так, словно нииичего не случилось. Если что — звони мне. Распоряжусь, чтобы соединяли немедленно.

— Хорошо.

— Тогда все. Удачи, — и Штилер отсоединился.

Олег положил трубку на рычаги, и вытер со лба холодный пот.

Он сделал все, что мог, и если даже теперь его убьют, то Голубову это с рук не сойдет… Вот только почему-то Одинцов не чувствовал себя победителем, страх, горечь и разочарование никуда не исчезли…

Надо поспать… где там диван, о котором говорил Шульгин?

Но вместо гостиной он направился почему-то на кухню, подошел к окну и прижался лбом к холодному оконному стеклу.

Мокрый снег продолжал валить, но был виден и кусок площади Минина, и стена Кремля, и губернаторский дом за ней. И там, во мгле, как ни странно, можно было различить колышущийся на ветру государственный стяг — пятно мрака, более густого, чем обычная ночная тьма, словно дыра в плоти мира, провал, ведущий в неведомую бездну.

Олег смотрел на него, не в силах отвести глаз.

Анна мертва…

Эх, если бы она не ушла от него, то наверняка осталась бы жива, не поддалась болезни… он понимал, что это глупость, что для оторвавшегося тромба не имеет значения, где и с кем она прожила последние годы, но почему-то хотелось верить в подобное…

Но как она могла не уйти, если он посвятил всю жизнь, отдал много лет тому флагу, что реет вон там, во тьме? Отдал себя служению идее, лег камнем в основу грандиозной пирамиды, стал клеткой исполинского социального организма, превратился в часть божьего или дьявольского творения, это уже как посмотреть, растворился в иллюзии…

И стоило оно того?