Смеркалось, и в кабинете было совсем темно. Калниньш сел за стол, огляделся, встал и подошел к висящему на стене зеркалу. Из зеркала на него смотрело до боли знакомое лицо – лицо преданного бойца партии, небритое, исхудалое от бессонных ночей и напряженной работы. Но вдруг в этом лице начали проступать какие-то незнакомые черты. Щеки стали еще более впалыми, глаза сделались глубже и смотрели сурово и беспощадно… самое же странное, под носом начали проступать обвислые усы…

Но товарищ Калниньш никогда не носил усов! Усы – это буржуазная, даже дворянская привычка!

Что за бред…

Чекист Петерс вернулся с третьего обхода и вошел в приемную. Возле двери кабинета стоял парень с золотым зубом.

– Где товарищ Калниньш?

– В кабинете. Уже час не выходит.

Петерс постучал в дверь, однако на его стук никто не отозвался.

Петерс удивленно взглянул на Приходько.

– Там он, там…

Петерс открыл дверь, заглянул в кабинет…

Кабинет был пуст. Товарищ Калниньш бесследно исчез.

Наконец чекисты покинули фабрику, увезя с собой несчастную зареванную Марфу и еще двоих сотрудников, попавших под горячую руку. В опустевшем кабинете бывшего хозяина собрались уцелевшие члены заводского комитета.

– Что будем делать, товарищи? – оглядев коллег, проговорил заместитель бесследно исчезнувшего начальника.

– Работать, всецело опираясь на классовое чутье! – немедленно ответил член партии и участник революции.

– Это понятно, но нельзя ли конкретнее? – подала голос передовая работница третьего цеха амальгамщица Свистунова.

– Что может быть конкретнее, чем классовое чутье? Я неоднократно предупреждал товарищей, что избирать на пост председателя заводского комитета бывшего хозяина – большая политическая ошибка!

– Я так считаю, – снова заговорила передовая амальгамщица, – что, прежде чем принимать какие-то решения, мы должны выбрать нового председателя. Я также полагаю, что за отсутствием товарища Клюквина должность председателя комитета переходит к его заместителю товарищу Боровикову. Предлагаю немедленно проголосовать это решение. Кто за?

Тут дверь открылась, и в кабинет, шаркая ногами, вошел дряхлый старик Тихон, служивший еще деду Глеба Николаевича.

– Что вам нужно, гражданин Фирсов? – строго, но деликатно осведомился заместитель. – Мы исключительно уважаем ваш преклонный возраст и пролетарское происхождение, но у нас здесь проходит важное заседание!

– Нужно непременно это зеркало отсюда убрать! – ответил Тихон, показав на овальное зеркало в черной раме. – Говорил я Глебу Николаевичу, что нельзя его здесь вешать, да разве он старика послушает? Ох, молодежь, молодежь… послушал бы меня, ничего бы такого с ним не случилось…