Деятельность же Киеу не была видна широким массам. Эти три дня в неделю он проводил, наблюдая за, казалось бы, бесконечным потоком прибывающих в страну камбоджийцев с растерянными, испуганными глазами. В их лицах он видел свое прошлое. И каждый вечер, покидая кабинет, он с благодарностью думал о безопасности, которую так неожиданно — и даже чудесно, — обрел.

В «Пан Пасифика», как и везде, где он появлялся, прежде всего обращали внимание на его экзотическую красоту. В организации, в основном, работали белые женщины — исполнительный директор с большой охотой брала на работу именно их, потому что считала женщин большими идеалистками и энтузиастками.

Со своей стороны Киеу воспринимал чрезмерное внимание с холодным любопытством: он не понимал, что такое находили в нем эти женщины. И его холодность только больше их распаляла.

А потом настал день, когда кое-кто перешел от флирта к прямым действиям — случилось это почти в то же время, когда в трехстах милях отсюда Директор вел беседу с Кимом. Киеу поднял взгляд от своего стола, и увидел, что над ним склонилась Диана Сэмсон.

Она была молодой и, поскольку работала в отделе по связям с прессой, достаточно хорошенькой: это тоже было следствием политики исполнительного директора по подбору кадров — она считала чрезвычайно важным, чтобы «Пан Пасифика» имела привлекательное лицо.

— Да? — спросил он, но карандаша, которым вычерчивал план второго нью-йоркского камбоджийского храма, не положил.

— Я бы хотела побеседовать с вами о проблемах беженцев, — объявила Диана. Ее синие глаза сияли за стеклами больших очков. — Полагаю, пришло время рассказать в прессе об этой стороне нашей деятельности. Я бы хотела начать с «Нью-Йоркера», «Бизнес уик» и «Форбса», это наиболее логично, но сначала я бы хотела обсудить с вами текст, — она наклонилась еще ниже и уперлась ладонями в стол. — Вы могли бы уделить мне время?

Киеу кивнул:

— Хорошо.

— Так, давайте прикинем... Завтра вас здесь не будет, — она, как бы раздумывая, склонила голову набок. — Может быть, сейчас?

Киеу редко ходил на ленч — работы было слишком много, кроме того, его грызла совесть: ведь он работал всего три дня в неделю. Эскиз храма еще не закончен, но, вероятно, это может подождать. Он встал из-за стола.

— У вас есть какое-то место на примете? — спросил он и заметил, что ее взгляд уперся в его грудь.

— Что, если пойти ко мне? — прошептала она.

Она жила в пяти кварталах по Восточной 17-й улице, в маленьком, но ухоженном особняке. Из окна спальни был виден огромный ветвистый вяз.

Он позволил ей провести себя через всю квартиру в спальню, там подошел к окну и безучастно, пока она снимала с него галстук и расстегивала рубашку, наблюдал, как играет в листве солнце.

Он почувствовал, как рубашка соскользнула с плечей, как розовый язычок начал трогать соски его мускулистой груди.

Соски напряглись, и он услышал, как она застонала, но сам он ничего не чувствовал.

Он ничего не чувствовал и тогда, когда она расстегнула ему брюки и, охнув от восторга, увидела как он напряжен и как огромен. Он выступил из спустившихся к щиколоткам брюк, легко поднял ее на руки и понес к постели.

Он снял с нее блузку и был просто поражен силой ее эмоций, когда он в свою очередь взял в рот ее соски. Совершенно очевидно, она что-то чувствовала — но это чувство, при всей его интенсивности, было для него чуждым.

Он взял в руки ее груди и начал нежно касаться языком ложбинки между ними, пока она не двинулась, подсказав ему, что следует вернуться к соскам. Она стонала, а он по очереди брал их в рот, ласкал языком.