Назначение Гитлером Иоахима фон Риббентропа на такой важный пост в Рейхе, как министр иностранных дел, являлось еще одним примером его стремления иметь рядом с собой человека с «изъяном в узоре», а не сильного профессионала. В отличие от Геринга и Геше Риббентроп пришел в политику довольно поздно, вступив в Нацистскую партию только в 1932 г., и его членский номер был прискорбно длинным – 1 119 927. Приставку «фон» он получил, заплатив дальней родственнице за то, что та усыновила его при живых родителях. (Впоследствии он отказался от выплат.)

Несмотря на время, проведенное в США до Первой мировой войны, Риббентроп сильно недооценивал мощь Америки на момент объявления Германией войны в декабре 1941 г. Этот просчет накинул петлю ему на шею так же, как это сделал американский солдат, добровольно вызвавшийся нести службу в Нюрнберге четырьмя годами позже. Когда союзные власти пытались выяснить у тетки его местонахождение в мае 1945 г. и спросили, у кого из друзей он мог бы укрыться, она честно ответила, что у него нет друзей. Его невежество, некомпетентность и полное отсутствие морали должны были лишить его возможности занять пост министра иностранных дел даже в Третьем рейхе, но для Гитлера все это значило меньше, чем его преданность. Процедура его казни через повешение, проходившая в специально переделанном для этого спортивном зале в Нюрнберге, была проведена крайне неумело: прошло 10 минут, прежде чем он умер.

Помимо нежелания избавляться от неподходящих людей по причине их верности, одна из причин неуспеха Гитлера в качестве лидера заключалась в том, что он отправил в отставку нескольких своих лучших командиров за их мнимое предательство. Родоначальник «блицкрига» Гудериан был отстранен от командования в период русской кампании в 1941 г. и вновь назначен на высокий пост только в 1943 г. Эрих Манштейн, автор блестящей операции «удар серпа» во Франции, отправлен в отставку в 1944 г. Один из крупнейших военачальников Гитлера, фельдмаршал Герд фон Рундштедт отправлялся не менее четырех раз в отставку и вновь призывался в армию. Рано или поздно почти каждый высокопоставленный генерал отстранялся от командования, поскольку Гитлер не доверял немецкой армии. В ходе войны не менее тридцати пяти фельдмаршалов и генералов были отправлены в отставку, чаще по причине недостаточной лояльности, чем за кажущуюся или действительную некомпетентность.

Черчилль тоже любил окружать себя теми, у кого имелись «изъяны в узоре». Его лучший друг, с которым он был близок до самой его трагической смерти в возрасте 58 лет в 1930 г., Ф. Е. Смит, лорд Биркенхед, был запойным алкоголиком. Макса Бивербрука многие считали жуликом. У Брендана Брэкена также было темное прошлое, и его подозревали в том, что он намеренно не опровергает необоснованные слухи о том, что является незаконным сыном Черчилля. Аверелл Гарриман состоял в связи с женой сына Черчилля, но не подвергся общественному осуждению благодаря покровительству со стороны семьи Черчилля. Кроме того, существует огромная разница между тем, как понимали «изъяны в рисунке» Гитлер – для которого они были основанием для шантажа – и Черчилль, относившийся к ним снисходительно, зная, что люди, ближе всего подошедшие к нравственному совершенству, часто бывают невыносимыми занудами. Человек мог оставаться в окружении Черчилля, будучи виновным почти во всех грехах, кроме трусости или умышленной глупости.

Гитлер проявлял к глупости удивительную снисходительность, куда большую, чем Черчилль. Хотя никто из них не учился в университете, Черчилль прекрасно ладил с учеными, тогда как Гитлер относился к ним с презрением. Из 50 рейхслейтеров и гаулейтеров, составлявших элиту нацистского руководства, только 10 имели университетское образование. И хотя некоторые посещали университет хотя бы какое-то время, большинство не продвинулось дальше средней школы.

Хотя большинство генералов горячо поддерживало нацистскую политику экспансионизма, Гитлер сомневался в их идеологической и личной преданности и потому прибегал к откровенному подкупу. Конечно, в военной истории не редки случаи, когда генералов награждают особо – после войны. Предок Черчилля, герцог Мальборо получил от благодарного народа имение Бленхейм, а герцог Веллингтон – Стратфилд Сэй. Наследники адмирала Нельсона получали от государства 5000 фунтов ежегодно, и эти выплаты прекратились, только когда премьер-министром стал Клемент Эттли.

Но Гитлер был щедр по отношению к генералам и когда война все еще продолжалась. Многие генералы и фельдмаршалы получили чеки на 250 000 рейхсмарок – около полумиллиона долларов по сегодняшнему курсу, которые были подписаны лично фюрером. Другим достались огромные участки земли и великолепные дома. Генерал Гейнц Гудериан получил в качестве подарка от фюрера поместье Глубокое в Польше. Хотя данный факт должен свидетельствовать о щедрости Гитлера, на самом деле он говорит о тех ухищрениях, на которые тому приходилось идти, чтобы обеспечить верность своих соратников, вплоть до наглого подкупа.

Глубокое принадлежало польскому аристократу, служившему во время Первой мировой войны в германской армии в качестве адъютанта генерала Гинденбурга. Несмотря на это нацисты бросили его самого в тюрьму, а семью отправили в концлагерь. Генерала Гудериана по-видимому не слишком заботила судьба законного владельца имения, подаренного ему Гитлером. После войны он неустанно твердил о своем отвращении к нацизму, но как-то очень кстати забыл о том, что без тени сомнения принимал участие в осуществлении жестокой оккупационной политики Гитлера. Когда офицеры, организовавшие заговор против Гитлера, пришли к Гудериану с предложением присоединиться к ним, он отказался.

А когда заговор провалился Гудериан предпочел стать членом печально известного «Суда чести», организованного против них, который приговорил их к смерти за нарушение клятвы, данной фюреру. Поместье в Польше должно было повлиять на его решение сохранить верность. Несмотря на все послевоенные заявления немецких офицеров, что они сражались за честь своей родины, на самом деле очень часто все дело оказывалось в деньгах. Подарки, которые Гитлер делал своим генералам, сегодня бы назвали «золотыми наручниками». Эти дары и награды должны были заставить людей хранить верность, хотя истинная преданность не продается и не покупается.

В британской армии происходили другие крайности. После войны лорд Аланбрук оказался в таком бедственном положении, что вынужден был выставить дом на продажу и перебраться в примыкающий к нему домик садовника. Страстно увлекавшийся орнитологией Аланбрук был даже вынужден продать свои книги о птицах. Он, однако, не был подавлен ухудшением своего материального положения, поскольку не ожидал, что государство преподнесет ему большое поместье. Он прожил свою жизнь в соответствии с моральным кодексом, в котором ничего не говорилось о финансовом вознаграждении.

У Черчилля не было причин сомневаться в преданности своих генералов делу, за которое они сражались, но это не значит, что он всегда был уверен в их профессиональной компетентности. Черчилль часто пытался вмешиваться в действия командующих в процессе проведения боевых операций. Например, в августе 1940 г. он лично составил директиву главнокомандующему в Ближневосточном регионе, в которой излагались мельчайшие тактические подробности и даже содержались инструкции по развертыванию войск вплоть до батальонного уровня. Несколько раз в ходе «Войны в пустыне» Черчилль посылал командующих в поспешно и плохо подготовленные наступления, которые часто заканчивались плачевно – по крайней мере, до тех пор, пока решительные генералы, как, например, Гарольд Александер и Бернард Монтгомери, не научили его доверять им.

Александеру летом 1942 г. было поручено командование в Ближневосточном регионе, а Монтгомери был назначен командующим Восьмой армией, которая противостояла Африканскому корпусу Эрвина Роммеля. До сих пор англичане переживали только унизительные поражения, наносимые им «Лисом пустыни», и Черчилль страстно желал добиться хоть какого-то успеха. Так же как в случае с прежними генералами, руководившими боевыми действиями в ходе «Войны в пустыне», например, Окинлеком и Уэйвеллом, он попытался вмешаться в действия Монтгомери и Александера и поторопить их «захватить или уничтожить» Африканский корпус Роммеля «как можно скорее». На что Александер хладнокровно, но достаточно доходчиво посоветовал премьер-министру не вмешиваться. Как показало сражение при Эль-Аламейне, Монтгомери тоже не подвел его.

Сражение при Эль-Аламейне стало не только переломным моментом в войне, но изменило самого Черчилля, как военного лидера. Он, наконец, научился доверять своим полевым командирам и позволил им делать свою работу без постоянного вмешательства с его стороны. Ему, конечно, непросто было перестать вмешиваться. Он сам был солдатом, учился в Королевском военном училище в Сандхерсте и видел много боев, последние – в Первую мировую войну. Он сам бы с удовольствием командовал, всегда и везде. Еще до того, как достигнуть двадцатипятилетнего возраста, он написал две книги – «История Малакандского полевого корпуса» и «Речная война», в которых старался помочь британскому верховному командованию своим советом относительно действий в Индии и Судане.

Черчилль не был таким же выдающимся военачальником, как его предок Мальборо. Его выдающиеся лидерские качества иногда страдали из-за недостаточной рассудительности.

Очень часто его военную мысль определял романтический взгляд на войну как на приключение, нежели реалистичная оценка военных аспектов. Одним из его любимых планов, к примеру, было вторжение в оккупированную нацистами Европу через Норвегию, – идея, к которой он постоянно возвращался на протяжении всей войны. Каждый раз начальники штабов были вынуждены готовить подробные оперативные планы только для того, чтобы доказать, что подобное предприятие обречено на провал.

Интересно наблюдать, как развивались стили руководства Черчилля и Гитлера в ходе войны: если Черчилль все меньше и меньше вмешивался в повседневные аспекты военных действий, то Гитлер, наоборот, все в большей степени прибегал к микроменеджменту. Это происходило в основном потому, что победы немецкой армии, одержанные в первые два года войны, заставили Гитлера поверить в свой непогрешимый военный гений. Тогда как поражения англичан напоминали Черчиллю, что он как раз таковым не является.

С тех пор как немецкая армия была остановлена у ворот Москвы, Гитлер все больше занимался оперативными и даже тактическими вопросами, которые должны были бы решаться командующими действующих армий. Это был отказ от принципа «тактики поручений», которая позволила добиться таких успехов в ранних «молниеносных» кампаниях.

У Гитлера была такая преувеличенная вера в себя, что, когда он однажды насвистывал какую-то классическую мелодику и секретарь заметил, что он фальшивит, фюрер резко ответил: «Я не фальшивлю. Это композитор ошибся в этом пассаже»[103]. Кроме того, Гитлер забыл о том, что часто именно инициатива отдельных военачальников являлась залогом его первых побед.

По мере того как война на Востоке затягивалась, Гитлер все больше входил в роль командира дивизии, нежели главнокомандующего. Когда он сосредотачивался на спорах с командирами боевых частей, занятыми выполнением операций где-то в тысячах километрах от Берлина, то на время забывал про мрачную действительность. «Недавно я отменил атаку, которая позволила бы нам продвинуться на четыре километра вперед, – хвастался он на одном из штабных совещаний, – потому что мне показалось, что операция не стоит той цены, которую бы мы за нее заплатили». Если бы у Гитлера был такой же бесстрашный и неподкупный цербер, как Аланбрук, он бы никогда не смог вмешиваться в принятие таких решений, но сам характер нацистского государства делал это невозможным. Ситуация настолько ухудшилась, что к 1945 г. генерал Гюнтер Блюментритт жаловался на то, что от Гитлера