Я попятился, пытаясь охватить взглядом весь этот огромный коллаж, одновременно закрываясь рукой от слепящего света Сердца. И неожиданно натолкнулся спиной на что-то мягкое. Послышался резкий возглас и звон. Я почти рефлекторно телепортировался на несколько метров вперед и развернулся. Здесь кто-то есть? Как я его не заметил? Проклятая соляная лампа!
Передо мной на коленях стоял перепачканный краской ящер. Несколько секунд он остолбенело смотрел на меня, а потом опомнился и стал усердно отбивать земные поклоны, причитая на непонятном мне языке:
— К’тулх а шом улу м’бай! К’тулх а лунду дигфи! К’тулх номб а Шашти энво тенимахт!
— Ну вот, приехали! — я покачал головой. — Извини, приятель, вашему Ктулху[10] я не служу, да и на клингонском разговаривать тоже не умею.
Ящер глянул на меня с недоумением и снова склонил голову к самой земле. Да, похоже, языка поверхности он не знает. Еще и трясется так, будто призрак покойной бабушки увидел. Я вздохнул и поплелся к разрисованной фресками стенке. Снова придется разбираться во всем с нуля. Ткнул пальцем в изображение человеческой фигуры с нимбом над головой. Обычных людей здесь нет в принципе, так что для начала сойдет и архонт.
— Хтон? — переспросил ящер, указывая на меня пальцем. — Хтон!
— Да, да, — проворчал я, — хтонь — это я, это ко мне. Очень приятно, хтонь!
Ящер поднялся с колен и почтительно поклонился. Так, а за кого же он меня принимал до сих пор, за бога? Да, кажется, я продешевил. Ну ладно.
Наконец у меня появилась возможность как следует его разглядеть. В отличие от прочих ящеров, которых мы видели в подземелье, он носил не камуфляжный костюм из листьев, а обычную одежду из грубой ткани. Правда, довольно рваную, по моим меркам. И к тому же перепачканную краской. На полу валялось несколько деревянных чашек с красителями, самодельные кисти и шпатели. Так все эти рисунки — его рук дело?
Ящер носил увесистую кожаную сумку на длинном ремне через плечо. На руках его красовались браслеты, а на шее — два кулона, один с зубом какого-то местного монстра, а другой — с кристаллом-накопителем. Он владеет магией? Я моргнул, переключая зрение куклы на рентген. Аура аборигена, как и у большинства существ пещеры, была очень тусклой. Навскидку пятый-шестой уровень, не больше. Наши школьные хулиганы — и те посильнее будут. А ведь он явно не рядовой обыватель. Кого попало в это место наверняка бы не пустили, как бы круто он ни рисовал…
Мы с ящером пошли по кругу: я разглядывал фрески и время от времени просил его называть некоторые слова. Немо вовсю включилась в расшифровку языка аборигенов. Благодаря надписям мы быстро разобрались в том, как все это произносится. В итоге я сам стал называть слова, а мой учитель лишь изредка поправлял произношение. Ящер улыбался до ушей, если я только правильно понимал его мимику, и возбужденно что-то тараторил на своем шепелявом языке.
Да, речевой аппарат этих существ совершенно не приспособлен для произношения сложных согласных, в нем очень мало звонких звуков, вроде «ж», «з» или «р». Зато много глухих, шипящих с едва уловимыми различиями, прямо как в китайском. А когда ящер говорит слишком быстро, слова становится невозможно различить на слух. Разве что по смыслу и контексту, которых я, понятное дело, пока не улавливал. В конце концов я взвалил задачу распознавания речи на Немо и ее нейросети. Ну а с разговором я худо-бедно справлялся и сам. Правда, у них есть еще специальный звук щелканья языком, и вот это для меня настоящая катастрофа: уметь — умею, но очень уж непривычно вставлять его в речь прямо на ходу.
Несмотря на солидный словарный запас, который Немо соскребла буквально со стен этого места, общаться было сложно. Все равно что пытаться выяснить дорогу в незнакомой стране по куску разговорника, из которого вырвали все страницы, кроме темы про зоопарк. То еще развлечение!
К примеру, я так и не понял, что значит «к’тулх». Может, это имя? Когда я произнес это слово, ящер лишь недоумевающе посмотрел на меня. Я указал на него пальцем и повторил:
— К’тулх?
Он отрицательно помотал головой. Да, их язык жестов не слишком отличается от верхнего мира. Затем ящер снова ударил себя в грудь кулаком и произнес:
— К’тулх. К’тулх Шашти!
Ничего не понимаю. Шашти — это явно его имя. А К’тулх? Это фамилия или профессия? А может, название вида? Они все так себя называют? Я указал на изображение ящера на одной из фресок.
— К’тулх?
Ящер замахал руками. Кажется, я опять все неправильно понял. Он принялся пантомимой изображать разных ящеров, каждый из которых бил себя в грудь и говорил: «К’тулх». Видя мою растерянность, в конце концов он подбежал ко мне, приложил мою руку к груди и энергично повторил: